И вот, два месяца бессмысленного истощения мужской силы и тупоумного любования собственной похотью, эти два раза по дважды тринадцать и ещё по три постыдных и безумных дня настолько застлали ему глаза многочисленными бёдрами, грудями, животами, что тем вечером он вышел на высокий порог дома и не увидел, не прочёл, не понял знаков, написанных повсюду, знаков царского шумерского, которые он так хорошо знал, с такой любовью усовершенствовал, придумывал новые, радостно читал и глубокомысленно и многоразлично истолковывал. Он не увидел знаков, требовавших сосредоточить все силы, внимание, ум и любовь на принятии в нужный момент нужного решения, которое смогло бы отвратить гибельные многотысячелетние последствия этого вечера горя, потери и отчаяния.
Из города вышла и направилась к священной роще торжественная процессия, возглавлявшаяся царицей. Семь девушек, четыре рабыни и семь воинов сопровождали повелительницу. Он из вежливости зашёл внутрь дома, не желая нанести оскорбление шествию своей нечистотой, он не взглянул и не увидел ясные указания на опасность, грозившую царице, лишь встал тайком у окна, затянутого редкой тканью, и стал рассматривать девушек. За этот месяц он познал их всех. Он улыбался, вспоминая их разнообразно сходственную чувственность, его гадко рассмешили пушистые кошки на париках, знаки бесстыдства и похоти, покачивавшиеся в такт шагам и движениям обнажённых грудей, несших те же распутные знаки. Все они приходили к нему с надеждой на осуществление своих мечтаний — ведь он и был принцем из далёкой чудесной страны, все старались услужить ему, как могли, все в общем были искренни в своём эгоизме, кроме Голубой, которая желала в качестве супруга не Балиха, а царя Крита. Долго она шпионила за царицей, знала о ней многое, но всё же боялась прямо донести царю, предпочитая редкие умелые намёки. Она почти добилась своего, но зов Богини разрушил её планы, и сейчас она шла за Жёлтой и рядом с Зелёной злая, огорчённая, но с надеждой на тяжкие муки для госпожи.
Процессия скрылась в лесу, удивив Балиха, знавшего, что в рощу может входить одна лишь царица. Он отвернулся от окна, и помутнённый разум позвал его к столу, где была пища для вечерней трапезы. Балих насыщался хлебом, сыром, овощами, пил вино и читал царские хроники Крита, которые Фиолетовая принесла ему ненадолго из библиотеки дворца. Он задремал в угрюмой тишине над шумерской скорописью, над рассказами о Быке, о неясном происхождении царя и царицы, впервые прочёл их имена, размещённые в картушах среди мелкой вязи многочисленных, но довольно слабых заклинаний. Имя Пасифаи хотело разбудить в его мозгу какую-то важную мысль, но он утомился от чтения и задремал над листами хроники.