Да? Нет?
По результатам тех президентских выборов я попал в 1,92 % избирателей, проголосовавших «против всех», — для того и приходил (и вовсе не ради принципиального негативизма). А вот участвовать в опросе почему-то не захотелось. Получалось, что рукой моей будто бы управляют, что навязывают мне желание. Но даже если я, уроженец этого города, захотел отказаться от его названия, которое, между прочим, могло потянуть на идеограмму личной судьбы, почему я должен был желать лишь того, что мне желать, собственно, предлагали, — «первоначального названия», а, скажем, не «промежуточного», например? А может, мне нравится Петроград?
Вот тогда я и унес этот лист опросный — на память.
Было ли мне безразлично, как называться городу? Да нет, вряд ли.
Но вот я покидаю избирательный участок с опросным листом в кармане и неожиданной мыслью под кепкой: не начать ли коллекционировать избирательные бюллетени? Наш участок в Технологическом институте им. Ленсовета, — слева на выходе киоск «Союзпечати», — газеты раскупаются утром, кроме тех, что висят за стеклом на прищепке, — впрочем, закрыт — выходной. Справа и слева на фасаде здания мемориальные доски извещают о партийных явках большевички Землячки и выступлениях здесь Ленина. Впереди, под сенью лип, — бронзовая спина Плеханова, перед ним — бронзовая трибуна. Какие-то остряки поставили на высокий пьедестал у ботинка теоретика марксизма пустую бутылку, видна только отсюда, со стороны института, — Георгий Валентинович словно воспользовался содержимым и сейчас прячет ее за трибуной от воображаемой аудитории — от всех этих слегка разбавленных иномарками «жигулей», «москвичей», «Волг», въезжающих со стороны Москвы в исторический центр города — города, название которого поставлено под сомнение. Отсюда не видно — но по ту сторону трибуны стоит бронзовый рабочий со столь же бронзовым знаменем (несомненно, «красным»). Плеханов показывает рукой за перекресток, где позавчера в магазине «Молоко» продавали по талонам на мясо присланные из-за океана соевые сосиски в консервных банках (три банки за два талона), — стояла очередь в кассу и подозревала, что это еда для собак (кассирша, представим, просит без сдачи и, выбивая чек, накалывает талоны на спицу, установленную на деревянной подставке). Московский проспект, он большой, — он вытекает из людского водоворота, плещущегося у бетонного забора на площади Мира: это гигантская барахолка, где продается все (например, ворованная гуманитарная помощь в виде порошкового молока), — я сам там постоянно меняю сигаретные талоны на продуктовые. А пойти не туда, а туда — налево, мимо киоска, по Загородному проспекту, там будет Витебский вокзал, — перед его обшарпанным фасадом духовой оркестр, пять человек. Пожилые музыканты в поношенных пиджаках исполняют вальс «Под небом Парижа», — коробка на асфальте, кому сколько не жалко.