– Ты что ж это, играешься со мной, шваль ведьминская? – недоверчиво пробормотал он, прижимаясь холодным рыбьим брюхом к теплой ладони. – Распробовала никак?
Вместо ответа Софья рванула его за ремень, и Кокорин отъехал окончательно. Проворно стянув штаны и сапоги, он остался в чем мать родила – обрюзгший, кривоногий, со стоящим колом членом. Старый и нелепый.
Софьину юбку он не снимал – сдирал, ухватившись обеими руками за пояс. Опершись на лопатки, Софья встала на мостик, кошкой выскользнув из остатков одежды. Ополоумевший Егор Павлович вытаращился на ее обнаженное тело. Момент был самый подходящий. Софья сжалась пружиной и, распрямившись, ударила обеими ногами в грудь Кокорина. Глухо охнув, он упал на спину, в жадно чавкнувший мох, а когда вскочил на четвереньки, Софья не нырнула даже – упала, с головой провалилась в черную вязкую жижу.
От досады Егор Павлович взвыл, впился зубами в кулак, но тут же затих. У широких морошковых кочек всплыл грязевой шар. Софья барахталась изо всех сил, плыла вперед, живым плугом распахивая болото надвое. Жадная топь норовила всосать ее черным ртом, тянула на дно. Софье казалось, что ее голых ног касаются холодные пальцы утопленников, сгинувших в этом страшном месте. Руки проваливались сквозь предательский травяной покров, тонкий и ненадежный, пальцы соскальзывали с кустов и веток, болезненные деревья гнулись до самой трясины, лишь бы не дать жертве уйти. Все было против нее, но Софья больше не боялась. Знала – сейчас она на своем месте. Нужно просто не останавливаться, ползти, извиваться, бороться за жизнь. А там уж каждому воздастся по делам его. Дайте только срок.
Обиженно чавкнув беззубыми деснами, трясина неохотно выпустила жертву. Софья ничком упала на спасительные кочки. Дрожа от усталости, она повернулась к Кокорину, села по-лягушачьи, широко разведя коленки, упершись ладонями в землю. Голая, с прилипшими к черепу волосами, грязная. Лишь белки глаз ярко сияли на черном лице.
К берегу от нее тянулся черный след, словно гигантский крот прополз. Там, отмахиваясь от назойливых комаров, стоял Егор Павлович Кокорин – психопат, убийца, насильник и… Софья замотала головой, отгоняя чудовищную мысль.
– Софушка, ты цела ли там?!
Голос Кокорина полнился неподдельным беспокойством. Пусть это было всего лишь сожаление охотника об ускользающей добыче, но от этих ноток в сердце Софьи провернулось зазубренное лезвие. По грязным щекам покатились жгучие слезы обиды. Как в тот день, когда она ни за что получила от матери пощечину.
– Ты куда намылилась, голуба?! – Егор Павлович шагнул вперед, но, провалившись по колено, поспешно отступил. – Ну что еще удумала?! Болото переплыть?! Так не выйдет, оно на километры вперед уходит, я проверял. Сгинешь к чертовой матери, и вся недолга! А со мной – еще сто лет проживешь, хорошая моя!