Совсем по-другому у нас случилось с Лило, то есть не случилось.
Пару месяцев назад, когда мы, как обычно, бродили по лесной опушке неподалёку от посёлка, Лило, согрев меня своими объятиями, просто сняла юбку и стала передо мной на четвереньки. Опустила голову и ждала, что я сделаю то, что обычно, не стесняясь детей, делали мужчины с женщинами племени. Я не смог. Не захотел. Во мне не разгорелась страсть. Вместо желания я испытывал какое-то отвращение. Не к ней, конечно, к себе, той части меня, что оправдывала, подталкивала принять всё происходящее как неизбежность, как данность.
И даже её слёзы, громкий плач, а потом визгливая истерика не изменили моего решения. Обиженная, она избегала меня несколько дней, но вскоре наши отношения вернулись в прежнее русло…
А сегодня, когда мне понадобились кусочки обсидиана для изготовления стрел, запас которых я регулярно пополнял, я отправился к племенному складу, где хранились посуда и прочее полезное, что не использовалось в данный момент соплеменниками. Плетёная заслонка почему-то лежала на земле у входа, а из полуземлянки доносились сипение и слабое постанывание.
Мне это показалось странным. Никаких догадок не было, просто недоумение: «Что там происходит?»
Я подкрался к входу и заглянул внутрь. В сумраке, расчерченном полосками солнечного света, проникающими через плетёные стенки надстройки над вырытой в земле ямой, увидел белый двигающийся зад Тошо, пыхтящего над хрупкой фигуркой Лило.
Оставшись не замеченным ими, я вернулся в своё логово. Покормил заматеревшую волчицу, поиграл с её щенками и, прихватив лук со стрелами, пошёл в раскинувшуюся на высоких холмах у нового посёлка Рыб дубраву.
Хотя с Тиби мы и были близки бесчисленное количество раз, она не стала для меня больше чем партнёром только в одном деле. После смерти Таша в моей жизни оставался единственный родной и любимый человек – Лило.
Я понимал, что можно, а может, и нужно отнестись к тому, что увидел, с равнодушием. Ведь соплеменникам была чужда любовь только к одному мужчине или женщине. Конечно, они выбирали себе пару, руководствуясь сиюминутным чувством, симпатией, но я ни разу не был свидетелем ссор между соплеменниками из-за ревности…
Изогнутое чашей звёздное небо переливалось, мерцало, и сквозь слёзы мне казалось, что оно течёт, как река.
В прошлой жизни, помнится, мне было лет девять, когда я сказал себе: «Мужчины не плачут», – и с тех пор так и было…
В разведывательной школе нас учили не только управлять своими эмоциями, но и техникам манипуляции. Психология и психиатрия, пожалуй, были моими любимыми дисциплинами. И сейчас я обнаружил у себя классические признаки депрессии. Ещё бы, стал бы адекватный человек сидеть под дубом полдня, до ночи?