В Ленинграде для убыстренного рассмотрения дел арестованных назначалась внесудебная тройка в составе: начальник Ленинградского УНКВД Заковский (Штубис), секретарь обкома ВКП(б) Смородин, прокурор Позерн. Непосредственное руководство геноцидом возлагалось на первого заместителя Заковского — Натана Шапиро-Дайховского. Первоначальный «лимит» определялся: 4 тысячи человек — на расстрел, 8 тысяч — в концлагеря. «Операция» была расписана до малейших деталей. О ее ходе Москва информировалась каждые пять дней… И бесчеловечная машина террора заработала.
Перельмутру приказ этот был как манна небесная. К тому времени он уже ленинградскую контрразведку возглавил. Прочитав ежовскую директиву, тут же предложил организовать «социалистическое соревнование» и составить «встречный план»: нам приказали тысячу арестовать, а мы арестуем полторы. И грозно спрашивал у входящего в кабинет чекиста: «Сколько постановлений на арест вы принесли?» Тот мнется: двадцать… Перель-мутр в крик: «Никуда не годится. Вам минимальный лимит — 100»(6).
Рабочий Никашкин из Красной армии пришел — не успел на орудийный завод устроиться, как за решеткой оказался. Измордовали его по-страшному: это ты в пушки песок подсыпал? Никашкин родной матерью клянется, что нет. В конце концов выяснилось: подсыпал кто-то другой, и Никашкина освобождать надобно. А Перельмутр ни в в какую не соглашается: брака в работе не допущу, цифирь уменьшать тем паче — расстрелять диверсанта Никашкина!
Если уж бывший красноармеец ломаного гроша не стоил, то что говорить о бывших белогвардейцах? Их наш герой особо не любил, считал: раз бывший русский офицер — значит, патриот, а раз патриот — значит, «фашист». Уничтожать их надо беспощадно, и не поодиночке — всех сразу, скопом. Раздобыл в городском военкомате списки русского офицерства, у себя в столе порылся — отыскал кой-какие фашистские листовки. И послал надежных подручных на обыск к инженеру Филимонову, который в гражданскую войну работал в Омских авиамастерских у Колчака. Ясное дело, что подручные нашли эти листовки у бывшего колчаковца в платяном шкафу: попался, фашист!
А вскоре по Питеру победный звон-перезвон раздался: вскрыта и обезврежена целая «Русская фашистская партия», состоявшая из недобитых ублюдков-золотопогонников.
Перельмутр был на седьмом небе: сталинский нарком Ежов самолично возблагодарил его за усердие в борьбе с «врагами народа» — назначил начальником Управления НКВД в Амурскую область. Трепещите оставшиеся в живых!
Еще по дороге в Сибирь затеял чертяка утопить Благовещенск в казачьей крови. Приехал, сразу же подчиненным убойную цифру назвал: десять тысяч трупов — не меньше! Сам вооружился ремнем — ходил по кабинетам, хлестал допрашиваемых почем зря. Заодно обучал неумех премудростям палаческого ремесла: «Спички у арестованного есть в кармане, дома есть керосин — значит, диверсант». Или: «Пиши ему, что он имел задание организовать шторм в Тихом океане, все равно эти протоколы никто читать не будет».