— Мистер Георгиев, в США условия превосходные, лаборатории отличными приборами оборудованы, ваша звезда там в полную силу засверкает.
Тут же французский и британский атташе вьются как мухи, тоже блага заграничные сулят. Но особливо назойливыми германцы оказались: спроворили где-то воздушный шар, прилетели в заснеженную Пермь — на трубку ту полюбоваться. Так и сяк вертят ее в руках, приговаривают:
— Наша крупповская модель, пожалуй, хуже будет.
Попросилицену назначить, Павел Константинович усмехнулся: не продается!..
После гражданской войны решил Георгиев вернуться к изобретательству. Не тут-то было: переквалифицировавшийся в главного кадровика ВСНХ Кацнельсон зыркнул на него, вострым чекистским носиком повел, определил: политически неблагонадежен. «Да, я белогвардеец, но честный белогвардеец!» — вспылил Павел Константинович. И зазвездил правду-матку в глаза:
— Слыхал я, что не то Краснощеков, не то Кривощеков, у коего настоящая фамилия Токольсон, по всему миру разывскива-ется американской полицией как бандит, прославившийся лихими налетами на заокеанские экспрессы. В Советской же России, сказывают, этот господин сначала разбойничал на посту красного губернатора Дальневосточного края, а потом — в Высшем совете народного хозяйства. Творил разор безнаказанно благодаря таким вот Кацнельсонам.
Понятно: за эту филиппику Георгиев чуть под суд не угодил.
Наконец, в 1926 году кто-то вспомнил про мытарствующего изобретателя: был он зачислен в Ленинградское секретное конструкторское бюро по запальным устройствам. Спустя несколько лет испытательную стрельбу устроили — проверяли, как действует георгиевская трубка в боевых условиях. Сам Киров приехал на Ржевский полигон, поглядел в подзорную трубу и сказал с мужицкой прямотцой: «Нечего лизать жопы иностранцев, вот вам, отечественное изобретение, которое нужно ввести в жизнь»(4). И зазолотился на груди старого инженера орден Ленина.
На беду нарком тяжелой промышленности Павлуновский — тот самый, расстрелявший в 1918 году вместе с солдатом революции Матвеевым мятежных матросиков на кронштадтских фортах — зело возлюбил орденоносца. Как-то вызвал к себе в первопрестольную, поручил выдумать такой морской снарад, какой бы ввинчивался как штопор в корабельный борт даже под малым углом. Георгиев отнекивался, поелику считал себя специалистом по запалам, но не снарядам. Да толку! — переубедить всезнающего наркома был не в силах. Забессонничал у рабочего стола, заколдовал над чертежами, а завистники за спиной перешептываются, «знахарем» оярлычивают, подпакостить норовят. И добились своего: однажды предстал перед светлыми очами изобретателя Яшка Ржавский. С подручным Дмитрием Фигуром скрупулезно исчислил он миллионные затраты на чудо-трубку, на морской снаряд и окрестил Георгиева вредителем, считая: раз американцы и немцы отказались от услуг инженера, то Советы чем хуже? Никак не мог понять наш демократ, что не все продается на этом свете, что у некоторых людей и понятие о национальной чести имеется…