Вот и Мирон Глейзер, как только красные отбили Ромны, сразу же записался в Чрезвычайку: про свои юношеские грезы забыл, ибо «все это было крайне туманно и суждения о сионизме оправдывались воображениями заманчивой поездки в Палести-ну»(1). Так: от грез мало толку, а наш гимназист по характеру был гешефтмахером — у него в роду не случайно одни барышники водились. Отец, к месту сказать, исповедывал иудаизм, сочетая его с железной хваткой и торгашеской бессовестностью. Не знаю, делил ли юный Глейзер окружающих на людей и нелюдей, но то, что считал себя чуть ли не пупом земли — это точно.
Да беда: в Ромейской Чека его таковым, видимо не считали, держали на побегушках. Посему отправился Мирон на фронт добровольцем, но, естественно, до него не доехал: по пути «был задержан» Полтавским губкомом партии и направлен в Военнополитическую школу. Пока дрались красные и белые, слушал лекции и, как писал позднее в автобиографии, «идейно перерождался» из сиониста в коммуниста.
К лету 1920 года окончательно прозрел, получил желанный партбилет и строгий приказ: немедленно следовать к месту службы — в Особый отдел 13 армии. Уезжал из Полтавы бывший курсант Глейзер, а на Юго-Западный фронт прибыл молодой чекист Мигберт: в дороге подумал, что не худо бы сменить фамилию «ради конспирации». Не напрасно: ходить в атаки ему не пришлось, зато не раз допрашивал с пристрасткой золотопогонных пленников.
Когда же кавалерийский корпус перебрасывался из Мелитополя под Гомель — для разгрома белополяков, решил Мигберт судьбу дважды не Испытывать: во время переправы через Днепр заболел и остался на излечении в Александровске. Тут его из Чека уволили да из партии исключили, несмотря на то, что изворачивался как мог: я совершенно больной, мой бедный папа на днях скончался и т. п. Исаак Глейзер действительно отошел в лучший мир, но спустя два года.
Уже после смерти отца в 1923 году появился Мирон в Крыму: элегантное пальто, интеллигентная бородка, роговые очки, тросточка с медной балдашкой — ну чистый нэпман! На деле — вчерашний агент Витебского губфинотдела.
Братья Кисельгоф, знакомые по Витебску, провели «нэпмана» в чекистскую столовую: у сотрудников от удивления глаза на лоб повылазили — откуда этот чудик? А чудик, заискивая перед распоследним караульным — «не хотите ли хороших папирос?», изо всех сил старался произвести выгодное впечатление и вновь устроиться на работу в ГПУ. Удалось-таки: секретный сотрудник Мигберт получил кличку «Малаец» и должность счетовода в Севастопольском порту.
Крым тогда еще белогвардеился: чудом уцелевшие врангелевские офицеры оружия не сложили — то пороховой погреб взорвут, то судно захватят.