Из бесед и Интернета Гущин постарался узнать о депутате Думы максимально много. И еще по фотографиям понял, что на пятьдесят два года «львица» никак не тянет. Невысокая сухощавая блондинка с короткой стильной стрижкой выглядела на сорок пять, не больше. Сейчас же, глядя, как она легко сбегает по крыльцу, Стас скостил ей еще пару лет. Вероятно, издали Львова вообще выглядит ровесницей-подружкой старшей дочери Янины.
Следом за мамой из дома выбежала девочка-подросток с блестящими, словно сноп соломы, волосами, стянутыми в конский хвост резинкой. Поглядев на миниатюрную девчонку с острыми коленками, майор заподозрил, что в породе Евгении Сергеевны все женщины поздно созревают: навскидку Ане можно было дать лет четырнадцать, а то и меньше. Гущин достаточно повидал шестнадцатилетних девочек, выглядевших даже не студентками, а замужними матронами. Анечка в сравнении с ними — недооформившийся цыпленок с длинными ногами.
Джип подрулил к крыльцу, Владислав выпрыгнул из салона, приветствуя хозяек оскалом во все зубы.
Гущин, пока помощник отвлекал на себя внимание, принялся осторожно выползать на землю. За два часа поездки по московским пробкам и автостраде раненое колено затекло и теперь отказывалось двигаться. Постаравшись принять убедительно вертикальное положение прежде, чем Влад перестанет прикрывать спиной его черепашье выползание, Гущин нашарил у сиденья трость…
— Здравствуйте, Станислав Петрович! — услышал хорошо поставленный звонкий голос депутатки.
Майор развернулся на одной ноге, поставил трость на землю и, приняв-таки устойчивое положение, ответно поздоровался:
— Здравствуйте, Евгения Сергеевна. Анна, — легонько поклонился ее младшей дочери.
Львова прищурила зеленые глаза и поглядела на чуть согнутое левое колено сыщика.
— Очень рада вас видеть, Станислав Петрович. Хорошо добрались? Нога не сильно разболелась?
— Не сильно, — обманул майор.
— Может быть, присядете? — Львова показала рукой на скамейку, прятавшуюся от солнца в тени дома.
— Ну так я вроде в дороге насиделся. Не беспокойтесь, пожалуйста.
Из машины донесся протяжный собачий всхлип. Умаявшаяся в дороге Заноза очнулась и решила о себе напомнить.
— Минуточку, — пробормотал майор.
Стараясь несильно наступать на левую ногу, подобрался к пассажирской дверце. Открыл ее настежь и предложил собаке выпрыгнуть на улицу.
Но Маргаритовна еще страдала. Ее ушастая голова продолжала покачиваться, как будто машину все еще трясло. На призыв Гущина спрыгнуть на землю такса не отреагировала, а, громко икнув, печально поглядела на хозяина: «Возьми меня на ручки, а?»