Львова, пожав плечами, осталась за порогом, в кабинет прошмыгнула Заноза, ночующая нынче в спальне Анечки.
Стас уселся перед компьютером. Смирил дыхание и, вращая кистями рук, поглядел на монитор, разделенный на несколько секций, показывающих картинки с камер наблюдения. Эту охранную систему Стас немного знал. Поработав с записью, ведущейся от камеры над воротами, он вернул ее в прошлое на сорок минут назад…
Озарение, появившееся после разговора с краеведом, подтвердилось: тридцать семь минут назад из калитки выбежал Дмитрий, сказавший Глебу, что идет в дом, дабы успокоить женщин. Но вместе этого Львов пошел, вне всякого сомнения, к Редькину. Поскольку повернул направо, а там стоят только два дома, в одном из которых живет дебошир Федул.
Стас на секунду замер. С трудом отказался от желания перезаписать этот момент и отправить запись на свой комп, поскольку не был уверен, что сумеет сделать это быстро, а время поджимало. Майор вернул на монитор изображение с камер, поднялся из кресла и в сопровождении фон Маргаритовны побрел к двери кабинета. Разговаривать с Евгенией Гущину совершенно не хотелось, но оставлять ее в недоумении нельзя, и потому сыщик с неловкой улыбкой еще раз извинился перед поджидавшей его хозяйкой:
— Простите. Хотел убедиться, есть ли какие-то «подвиги» на вашем Редькине. Но ничего особенного за вашим соседом нет, то есть, — Стас неловко улыбнулся, — время действительно терпит. Незачем шум поднимать.
Евгения кивнула и, не оборачиваясь, пошла к супружеской спальне. У Стаса появилось ощущение, будто депутатка начинает сожалеть, что пригласила следователя в свой дом. От сыщика большое беспокойство получилось.
Гущин подпихнул собаку к комнате Анечки, тихо цыкнул послушной таксе «Иди спать» и отправился на выход.
Успел пройти через улицу прежде, чем на ней показались мужчины, возвращавшиеся с противоположного конца деревни. Быстро проковыляв по тропке до Кнышева, с ходу задал вопрос:
— Яков Валентинович, я знаю, что Редькин не был женат, но женщины с ним жили?
Немного перетрусивший в отсутствии майора Кнышев пожал плечами:
— Да кто ж с ним уживется? Федя буйный во хмелю. Да и матушка его была не подарок: одна ей этим не угодила, другая тем…
— А Федя? — перебил майор. — Он не протестовал? Не пытался кого-то привести в дом?
— У Феди, простите, к женщинам чисто утилитарный подход, — деликатно информировал историк. — И мать еще втолковывала: всем бабам, Федя, от тебя только одного и надо. Причем отнюдь не секса, а подмосковную прописку. Дом у них вроде бы как полная чаша, невесты на него как мухи слетаются. — Интонации историка явно намекали: к безоглядным поклонникам лекарского таланта Степаниды он не относится.