— Почему не построят другой?
— У нас нет сирот, — оскалился он. — Есть дети, которые не нужны родителям. Туда стекаются все. С одной стороны, детям так безопаснее, с другой, это злоебучая стая. И рядом этот блядский детдом, где всем похую на всё. На то, что он переполнен, на то, что там всем на всё насрать, вообще плевать.
— А как же те, кто там живёт?
— Ну, дети знают, что их могут мёртвыми сбросить в мусорный бак, потому не наглеют сильно. Это жесть, долбаный рассадник всего дерьма человечества. Не удивительно, что оттуда дети идут либо в шлюхи, либо в бандиты.
— И это единственный приют?
— Единственный из государственных. Есть при церкви Света один и ещё несколько других в Верхнем, но они переполнены, а этот самый крупный. Жопа, — подытожил он.
Я бы назвал это издержками цивилизации. Нижний город никому не нужен и получает столько, чтоб просто существовать. Не знаю причины, почему так, но всех, включая жителей этого места, всё устраивает. Особенно это устраивает картель.
Забавно ещё то, что пробиться сюда ни один клан не смог. С одной стороны, им не давали банды, которые по повадкам и жесткости не сильно уступали диким племенам. С другой стороны, не давал пройти картель, который сам был похож на клан.
Больше ничего вразумительного и полезного добиться мне от Джека не удалось. Но так, по крайней мере, я узнал о нём и решил, что как кандидат он был вполне неплохим. Про надёжность сказать сложно, да и рано, но думаю, что подойдёт. Возможно, первое предложение поступит именно к нему, потому что его самого зарплата не устраивала, так как приходилось работать сразу на двух работах.
Разобравшись с этим делом, я принялся заниматься другим, щекотливым, которое играло немалую роль. Пока я не мог сказать, где буду использовать это, но то, что оно мне пригодится — однозначно.
Потому через день после шахмат и забега по наркотикам с Джеком я позвонил Французу.
* * *
Француз не был в восторге от того, что попросил сделать Бурый, но и возразить ничего не мог, так как понимал, что единственный способ развеять все сомнения и подозрения — опровергнуть их. Он не считал это чем-то плохим, ведь это было не крысятничество, а меры предосторожности, способ понять, переметнулся ли Шрам на другую сторону или нет.
— Разговори его, — сказал Бурый. Он никогда не приказывал, но и ослушаться ты его не мог. — Я просто хочу знать, что он чистый.
— Ты думаешь, что кислый так просто скажет, что он варит кашу против тебя, даже если это каким-то чудом так? — вздохнул Француз. — Да ладно тебе, парня едва на ремни не порезали.