— Ради бога, хоть десять! — улыбнулся молодой актер.
— Знаешь, Бондо… Я записал на пленку выступление Аргветели.
— Не может быть! — Глаза у Бондо загорелись. — Вот это я понимаю! Значит, голос его сохранится для потомков… Но как вам это удалось?
— Он сам пожелал!
— Сам?! Удивительно… — воскликнул Бондо и внезапно задумался. — Я помню, когда мы учились в Театральном институте, директор повел нас к нему домой. Всем хотелось увидеть живого Аргветели. Мы сидели молча… Директор нас представил хозяину. Он смотрел на нас, кивая директору головой. Ничего необычного в его поведении не было, но мы ждали, следили за каждым его жестом, ловили каждую перемену в лице. Теперь, когда я это вспоминаю, мне кажется, Уча Аргветели все понял и обиделся. «Вы знаете, что такое театр? — обратился он к нам, глядя каждому прямо в глаза. — Испытывали ли вы когда-нибудь на сцене трепет? Чувствовали ли озноб вдохновения? Ведомо ли вам мгновенное помрачение ума? Знаете ли вы, что такое слезы? Плакали ли вы когда-нибудь? — Тут он усмехнулся и добавил: — Да, наверно, плакали, когда мама не давала денег на кино… Впрочем, нет, ведь и это слезы, пролитые во имя искусства». — Он засмеялся презрительно.
Они стояли посреди улицы и ждали, когда пройдет поток транспорта.
— Вы сказали, что у вас ко мне просьба? — напомнил Бондо.
— Да… Ты должен ненадолго пойти со мной на студию!
— С удовольствием… А в чем дело?
Бондо часто приглашали на студию для участия в радиопьесах, он думал, что и на этот раз…
— Я потерял слово в одной записи, и ты должен его восстановить, — сказал Леван.
— Потеряли слово? Как это?
— Делал монтаж, отрезал кусок пленки, выбросил — и не могу найти.
— С удовольствием, — повторил Бондо. — А какое слово?
— «Быть»!
— Гм, — хмыкнул Бондо. — Ничего себе «быть»! Уже пять минут мы стоим и не можем перейти улицу.
— За последние годы количество автомобилей в Тбилиси резко возросло, — заметил Леван.
— Не только в Тбилиси, и не только автомобилей! — сказал Бондо, посмотрев в небо. Потом обернулся к Левану. — Вы читали сегодняшнюю газету?
— Не успел… В Сахаре произвели взрыв, да?
— Да… Уже и в Сахаре, скоро нигде не останется и клочка чистого неба.
На перекрестке наконец-то вспыхнул зеленый свет, освобождая путь пешеходам. Зато перед красным светом в нетерпении застыл караван машин.
Леван и Бондо вошли в здание радиокомитета.
— Так что это за запись, батоно Леван? — спросил в лифте Бондо.
— Уча Аргветели!
— Что-о?! Нет, батоно Леван, нет… Не обижайтесь, но… Такой дерзости я себе не позволю! — всплеснул руками молодой актер.