Девятые врата (Кипиани) - страница 167

Гогита сидел под кустами и сухими остановившимися глазами следил за отцом. Он не дышал и, кажется, даже не мигал. Где-то внутри в нем дрожали беззвучные рыдания.

«Что я наделал… как я осрамил отца… Теперь он не вернется, никогда! — кусал губы Гогита. — Только бы мама не пришла… Не увидела бы этой женщины… Только бы мама не пришла…»

Отец шел, словно пьяный. Это был его отец, отец, которого он столько времени не видел! А сзади шла высокая красивая женщина. Отец был в новом костюме и казался шире в плечах. Он шел, понурившись, и так качался, будто при каждом шаге ноги его куда-то проваливались. Эта женщина, быстро и мелко ступая, шла за ним, словно хотела обогнать, но не обгоняла. Чем ближе подходил отец к выходу, тем чаще он останавливался и оглядывался по сторонам, наверное, искал Гогиту и не знал, что Гогита здесь же, рядом…

— Па-па! — Крик Гогиты раскроил тишину.

Бакар обернулся и застыл. Женщина тоже остановилась…

Эта женщина, эта красивая женщина, красивее которой Гогита никогда не встречал, не знает, как любит отец Гогиту… Она, наверное, думает, что он любит только… ее. Нет, она не знает… Сейчас она убедится в этом и уйдет, сама уйдет…

Отец все стоял и вглядывался в темные кусты. Гогита выбрался на дорожку и побежал ему навстречу. Он улыбался и бежал. Бежал изо всех сил, так, что сердце готово было выскочить.

Отец ждал его, но все так же, не двигаясь, он даже бровью не повел…

А эта женщина не сводила с Гогиты глаз… Сейчас она увидит, сейчас убедится… как любит отец Гогиту, и уйдет…

Отец, наверное, удивлен тем, что Гогита так быстро бегает. Он еще не видел, чтобы Гогита так мчался.

Десять… пять шагов осталось. Гогита раскинул руки, чтобы обнять отца. Но внезапно наткнулся на что-то твердое, в глазах у него потемнело, и он упал. Во мраке вспыхнули искры, закружились, бросились в голову и взорвались там.

Потом на минуту установилась тишина, и Гогита понял, что отец ударил его.

Отец ударил!!!

— Что ты наделал, Бакар!

Совсем близко, у самого уха услышал Гогита взволнованный женский голос и почувствовал под головой, на шее, прикосновение нежной дрожащей руки.

«Как ты мог, Бакар… ребенка!.. Ведь он ни в чем не виноват!»

«Отец ударил его!»

«Ой, сыночек!»

Это был уже другой голос. Не другой, а голос матери. Она все же пришла, пришла за ним. Гогита попытался открыть глаза, но не смог. А может, и открыл, но ничего не увидел.

«Что ты сделал? — плакала мама. — За что? За что?»

И теперь мать ласкала, гладила его по лицу.

— Оставьте меня! — крикнул отец маме и той красивой женщине. — Оставьте меня обе!