Столько, что земля не выдерживала непосильной тяжести и легонько покачивалась под их шагом.
Город словно сдвинулся с места и пошел вслед за Димитрием.
«Кто же это мог быть?» — думал Димитрий. Тут опять промчался троллейбус, опять напугал Димитрия, и когда он пришел в себя, оглянулся, на него смотрели совсем другие глаза, улыбались совсем другие лица.
«Кто же?» — опять подумал Димитрий и начал рассматривать идущих впереди. «Без этого человека не смогут начать «Даиси», — повторил он про себя и невольно пропел вступление к опере. В самом деле, вступление начинает гобой. Его мелодия — грустная жалоба, еле сдерживаемый стон. Потом вступает кларнет и за ним — весь оркестр. Гаснет где-то жалоба, оркестр мечется, борется, яростно сопротивляется. Но сила его иссякает, и снова гобой повторяет свою мелодию — как грустное воспоминание о прошлом.
«Конечно же, без меня им не начать!» — едва не вырвалось вслух у Димитрия, и он заметил, что уже не идет, а почти бежит к театру.
Теперь все уступали ему дорогу.
Все глядели на него.
Все улыбались ему.
И казалось, все шепотом повторяли слова того незнакомца.
Внезапно Димитрия кто-то остановил. Он увидел своего соседа.
— Ты куда так спешишь? Ведь еще рано!
— Что поделаешь, такая наша служба, надо являться раньше! — по обыкновению проворчал Димитрий, но в душе у него через край переливалось блаженство… Кроме этих давно привычных слов, он знал и другие, совсем на них не похожие, но соседу его ничего про них не было известно.
Он завел какой-то нудный разговор, но Димитрий слушал его невнимательно и только тогда, когда собеседник чересчур насел на него и потребовал подтверждения какому-то своему замечанию, он рассеянно отозвался: да-да, продолжая думать о своем и глядя в одну точку.
За кулисы Димитрий вошел, весело насвистывая, чувствуя удивительную легкость во всем теле. Ему хотелось выкинуть какую-нибудь ребячью шалость: вспрыгнуть на сложенные горкой стулья или дать кому-нибудь шутливый щелчок. Он прошел между пультами и положил на свое место гобой. Тут ему страшно захотелось курить. Выходить из театра уже не было смысла. Оставалось мало времени. Димитрий по крученой лестнице поднялся на второй ярус и купил в буфете «приму». Прохаживаясь по коридору и жадно затягиваясь, он то и дело поглядывал сквозь раскрытую дверь ложи на сцену, скрытую занавесом. Из оркестровой ямы доносились звуки настраиваемых инструментов. Какое наслаждение доставляли ему сейчас эти обрывки невнятных мелодий, эти короткие минуты до начала спектакля.
За первой сигаретой последовала другая. У него даже голова закружилась. Он снова подошел к буфетной стойке и попросил стакан минеральной воды. Он сам поймал себя на том, что специально оттягивал возвращение в оркестр. «Поглядим, как они без меня начнут», — думал он, испытывая одновременно какое-то двойственное чувство: страх, что вдруг начнут без него, и уверенность в невозможности этого.