«Два тысячелетия назад Рим сокрушил евреев, и им пришлось стать колыбелью цивилизации. XX век повторил это деяние».
«Существование не может быть убыточным. Иначе естественный отбор не оставил бы нам шанса. Любая амеба блаженствует только от того, что шевелится».
«Главный признак ума – осознание им его собственных границ. Ибо последние не существуют без знания. Разум должен рождать сомнение, без сомнения мир превращается в бессмыслицу».
«Смерть всегда новость. Все удивляются происхождению жизни. Но отчего же мало кто задумывается о том, что ничуть не менее странно не существовать?»
Глава 20
Ante Christum Natum
Я понял, чем завершатся мои поиски, в тот день, когда решил зарядить пещеры-обскура.
Братство Ante Christum Natum, братство «До Рождества Христова» – это группа стариков, наследующих академическому смыслу Иерусалима, ученики Мартина Бубера, Герхарда Шолема, Мортона Смита. Братство – это такой архивный союз, убежденный, что Иерусалим есть книга, что ни один текст, созданный в его пределах, не должен пропасть, что этот город есть образ культуры, бумажно-каменного тела, хранящего все страницы временных слоев. Отец служил по этой же части, специализируясь на особенной проблеме – на безвестных каббалистах из Меа Шеарим. Печатный процесс, облегченный современностью, придал им гласности, и скопленные в веках рукописи теперь появлялись на иерусалимских прилавках десятками в год. Трудно представить, что евреи позволят человеку из своей общины жить одиноко или пропасть его книгам, но, случалось, рыхлый архив стариков, содержащий жемчужины, исчезал бесследно – и ACN предпринимало разведывательные операции среди книжников в Меа Шеарим, пытаясь как-то вникнуть в этот волшебный мир сложенных вместе букв. То же касалось и черного рынка манускриптов из монастырских библиотек и с патриарших полок – в него тоже пытались втесаться братья, сотрудничая с полицией, которой всегда не хватало знаний. В этом также специализировался отец, и, как уже упоминалось, одна из гипотез Шимона Леви состояла в том, что он был втянут в дела черного рынка древних рукописей. Ибо рукописи, например, знаменитого Шапиры хоть и были поддельными, но составляли немалую ценность – настолько уникальным оказался их фальсификатор.
Спустя полгода после того, как я поселился в Пузырьке, Белла привела меня для знакомства в штаб-квартиру ACN в одном из уютных домов Немецкой колонии, где со мной беседовали несколько старцев: один – низенький человек с великолепной бородой, с добрым взглядом, иногда становившимся встревоженным; второй старик запомнился сильными линзами очков; третий был желчный, с оттопыренными ушами; это он пошутил: «Каббала пригодна для политологии так же, как она пригодна в руках идиотов для чего угодно». Белла потом шепнула, что этот господин – крупнейший специалист по наследию Вальтера Беньямина. Старикам я приглянулся, и они оставили меня жить в Пузырьке.