– Так что же все-таки случилось с Шарлем, Себастьен?
– Разве вы сами не знаете?
Я остановилась и укоризненно посмотрела на Венсана. Укоризненности сильно мешало то, что я даже с трудом различала черты его лица, поэтому не могла судить о произведенном эффекте, да и не факт, что он вообще заметил мое недовольство. Рука на талии лежит уверенно и даже не вздрагивает от моих вопросов, словно они ничего для него не значат. Ничего важного…
– Я хочу узнать, что предшествовало нынешнему состоянию Шарля, – сказала я, когда пауза затянулась.
– Хотите, – легко согласился Венсан.
– Себастьен, вы обязаны рассказать!
– В самом деле? Я лишь пообещал помочь вашему брату. А там уж пусть он сам рассказывает, если посчитает нужным.
И вот это «сам рассказывает» меня обнадежило больше, чем сотня обещаний.
– Вы уверены, что вытащите его?
– Вытаскивать будете вы, – неожиданно ответил он. – Получится это у вас или нет, загадывать нельзя. Мало ли что вы испытываете к брату на самом деле. Может, желания его спасти у вас и нет.
– Да как вы смеете! После того, как я согласилась на ваше предложение…
– Потому что были уверены, что выполнять обещание не придется, уж не знаю почему. Марго, если уж я согласился помочь, вы будете делать то, что я скажу, иначе…
– Иначе что? Откажете в помощи? Какая же вы сволочь! Гадкая, низкая, подлая сволочь!
Я бы остановилась, но мы и так уже стояли в самом низу лестницы, но не перед одной из закрытых дверей, а перед сплошной стеной, сложенной из плотно пригнанных друг к другу каменных брусков. Поэтому я только топнула ногой и вырвалась. Венсан отпустил. Но не потому, что я так уж страстно вырывалась, а потому, что ему требовались обе руки, которые он положил на стену. Раздался щелчок, и в сплошной каменной кладке появился проем. После чего Венсан повернулся ко мне и удовлетворенно сказал:
– Иначе, моя дорогая Марго, вы не только не поможете брату, но и себя угробите. Может, вы этого и добиваетесь? Самоубийцы изобретательны.
Прозвучало довольно грубо, безо всякой усмешки и очень уверенно. Да, этот Венсан не стал бы уклоняться от моей корзинки, он бы ее вырвал, отбросил в сторону и продолжил бы заниматься тем, на чем его прервали.
– Знаете, Себастьен, а ведь вы очень изменились после того случая, – неожиданно для себя сказала я. – И как только Совет это просмотрел?
– Наверное, не увидел изменений? – предположил он. – Знаете, Марго, я ведь не целую всех подряд. А вы нанесли мне глубокую душевную травму отказом.
– Но Шарль-то не нанес. А отыгрываетесь вы на нем.
– Я не отыгрываюсь.