Мама выросла в общине немецких евреев в Англии. Ее семья была религиозной, но к хасидам они не принадлежали. Дитя разведенных родителей, она вспоминает, что в юности была «проблемной», «нескладной» и «несчастной». Ее шансы выйти замуж в принципе — не говоря уже о том, чтобы выйти замуж удачно, — стремились к нулю, говорит она.
Официант ставит перед ней тарелку с жареной полентой и рагу из черной фасоли, и она втыкает вилку в еду.
Перспектива выйти замуж за моего отца, которая внезапно перед ней нарисовалась, была похожа на сказку, сообщает она, прожевав кусочек. Его родственники были богаты, и им не терпелось поскорее его женить. Его помолвки дожидались и младшие в роду за ним — им тоже пора было устраивать личную жизнь. Ему было двадцать четыре года — слишком много для приличного еврейского парня для того, чтобы ходить в холостяках. Чем старше становились женихи, тем сложнее было найти им невесту. Рэйчел, моя мать, была для отца последним шансом.
Все мамины близкие были в восторге, вспоминает она. Она поедет в Америку! Его родственники вызвались все оплатить. Там ее ждала красивая, совершенно новая и полностью обставленная квартира. Украшения и изящные наряды. И золовки, которые мечтали с ней подружиться.
— То есть они хорошо к тебе относились? — спрашиваю я, имея в виду своих теток и дядей, которые, как мне помнится, в большинстве своем презирали меня, причин чему я так до конца и не поняла.
— Сперва да, — говорит она. — Понимаешь, я была новой игрушечкой из Англии. Худой симпатичной девочкой с забавным акцентом.
Она фактически их спасла — тех младших его родственников. Избавила их от участи состариться в одиночестве. Поначалу они радовались, что брата наконец-то пристроили.
— Я превратила его в менша>[7], — говорит мне мама. — Я заботилась о том, чтобы у него был опрятный вид. Он не умел следить за собой, и этим занималась я. Благодаря мне он выглядел прилично и больше не вызывал у родственников стыд.
Стыд — только это я и ощущала по отношению к отцу. Помню, что вид у него всегда был запущенный и грязный, и вел он себя слишком непосредственно и неприлично.
— А ты сейчас что об отце думаешь? — спрашиваю я. — Как считаешь, что с ним не так?
— Ой, не знаю. Думаю, он не в себе. Психически больной.
— Серьезно? И все? Тебе не кажется, что он просто умственно отсталый?
— Ну, он как-то раз был у психиатра уже после того, как мы поженились, и психиатр сказал мне, что почти не сомневается в том, что у твоего отца какое-то расстройство личности, но неясно, какое именно, потому что тот отказался от дальнейших исследований и на лечение больше не приходил.