Она раздает букеты — копии, снятые с учебников грамматики, которых нам иметь нельзя, с вымаранными запретными словами.
— Мое первое правило, — говорит она, поворачиваясь к доске со свежим брусочком мела, — никаких просторечий, никаких идиом, никаких эвфемизмов. — Она подчеркивает каждое слово жирной белой линией.
Таких слов я раньше не слышала, но внезапно проникаюсь любовью к этой жесткой, хмурой даме, которая смотрит на нас с таким горьким пессимизмом. Я рада, что она продолжает возвращаться сюда год за годом и преподавать ученицам программу, к которой они не подготовлены и не пылают интересом, потому что всю свою школьную жизнь я ждала, когда кто-нибудь научит меня тому, чего я не знаю.
Я преклоняюсь перед этой женщиной, которая каждый день входит в класс, швыряя в наш равнодушный коллектив оскорбления за оскорблениями, за то, что она дарит мне мотивацию, потому что я твердо решила доказать ей, что стою ее усилий. Возможно, если среди трех сотен девочек, которых она обучает за год, среди тысяч, что она выучила за последние десять лет, хоть одна воспримет ее всерьез, то она поймет, что ее работа здесь важна, что ее ценят больше, чем она думает.
— На моих уроках никто и никогда не получал «отлично» и никогда не получит, — категорично объявляет миссис Бергер. — Максимальным результатом было «отлично» с минусом — в прошлом году, впервые с тех пор, как я начала преподавать тут пятнадцать лет назад. — Всем известно, что это была Минди. Она первая из девочек, кто получил у миссис Бергер такую оценку.
Теперь я твердо настроена получить заветное «отлично». Я слышу, как девочки вокруг заинтересованно зашевелились. Вызов, не важно, какого рода, — это интересно, хоть какое-то разнообразие. Мы все в восторге от этой перспективы.
И вскоре я получаю свое «отлично» — после нескольких месяцев усердного труда. Когда я вижу алый штамп с оценкой на листе, который возвращает мне миссис Бергер, я поднимаю на нее свой торжествующий взгляд.
— Вот видите? У меня получилось! Вы говорили, ни у кого не выйдет, а у меня вышло! — В моем голосе звучит оттенок снисхождения, потому что отчасти я рада, что могу отплатить ей той же монетой.
Миссис Бергер смотрит на меня безучастно, без малейшей реакции. Спустя миг она внезапно вздыхает и бессильно пожимает плечами, что я ошибочно принимаю за поражение.
— И что теперь? — парирует она, глядя мне в глаза. — Ну, заработала ты свое «отлично» — и что дальше?
Я не могу понять печали в ее глазах, с которой она продолжает отдавать мне мои работы с безупречными отметками — «отлично» за «отлично», — потому что думаю, что ей стоило бы гордиться, ведь мой плодотворный труд — это отражение ее преподавательских способностей.