Мистические культы Средневековья и Ренессанса (Ткаченко-Гильдебрандт) - страница 153

, обитающего в верховных областях света; другого – низшего, племенного и распятого в материи[704].

Катарский дуализм признавал одинаково двух Христов[705], но разрушал предположение Манеса, что был распят злой Христос, рожденный в Вифлееме; дуализм катаров распинал доброго и высшего Христа в невидимом мире, и это никак не меньше, чем аллюзия на крест света манихеев, желавших выразить подобной аллегорией присутствие материи даже внутри чистого света.

Манес учил, что земля под воздействием Духа[706] заставляет прорастать и цвести растения. Мы исследовали этот миф и знаем, что речь здесь идет о METE, ВЫСШЕЙ ПРЕМУДРОСТИ или вселенской душе, присущей семи небесам или планетам в потенциях или эманациях, изученных нами по различным данным о представлениях валентиниан. Значит, катары-альбигойцы, несомненно, верили в некую таинственную концепцию земли, определяя ее в тех же самых терминах[707]; но под тем предлогом, что добрый Бог не принимает никакого участия в происходящем на земле, они присваивали злому Богу, а вовсе не Святому Духу, как это делал Манес, власть заставлять прорастать и цвести даже самые полезные растения[708].

Мы увидим, полнее познакомившись с приписываемым тамплиерам в актах папской инквизиции идолом[709], что он скорее образ злого Бога катаров, нежели METE, в том числе и у Манеса.

Манихеи, катары и тамплиеры желали признавать только доброе начало смешанным со злым началом и, следовательно, Иисус Христос, воплотившись, мог осквернить свое божественное естество. Гностики и Манес повторяются в пресыщенности этим докетизмом, более завершенным у катаров и тамплиеров, нежели у их древних предшественников.

И на самом деле, Манихей Фавст утверждал, что все человеческие деяния Христа не что иное, как видимость[710]; альбигойцы Пьера де Сернэ (Pierre de Cernai) повторяли с некоторыми гностиками, что высший Христос никогда ни пил, ни ел и ни воплощался: он проявился только духовно в личности Святого Апостола Павла[711].

Катары у Бонакурса (Cathari de Bonacursus) говорили ту же самую вещь[712]. Известно, посредством какой формулировки и каких деяний тамплиеры отрекались от Иисуса Христа[713]… Единственная непоследовательность с их стороны, или скорее светлое раскрытие тайны их доктрины! С открытым миссалом они клялись на образе Того, Кого спешили оскорбить, они клялись, повторюсь, послушанию и неразглашению тайн Тампля[714]; и в Страстную Пятницу они шли босыми ногами поклоняться кресту[715]; они исповедовались священникам ордена и причащались трижды в год[716]