— Что ты тут делаешь? — грубо спросила я.
Он наверняка знал, что сожжённый мотоцикл — моих рук дело. Уверена, он не забыл той летней истории. Думаю, он помнил, как я наблюдала за его избиением у Планетария. Сейчас Купер стоял в дверях беседки и улыбался. Выплыло солнце, моментально всё стало ярким и очень объёмным. Купер прищурился и приставил ко лбу ладошку, как козырёк. Лёгкий ветер качнул яблони и пятнистая тень зашевелилась у его ног, солнечные пятна поползли по светло-голубым джинсам. Прямоугольник входа за его спиной потемнел, стал фиолетовым, беседка теперь была налита густой чернотой.
— Что тебе нужно? — я старалась говорить спокойно и грубо, но всё равно получалось испуганно.
Купер приподнял мешок.
— Просили передать.
Он щурился на солнце и ухмылялся. Голос почти весёлый. Из мокрого угла мешка что-то капнуло в траву.
— Кто… Кто просил?
— Наш общий знакомый.
— Какой знакомый?
Купер засмеялся. Он разглядывал меня и смеялся.
— Ты знаешь. Не притворяйся. Ещё он просил напомнить про среду.
— Что про среду?
Голос сорвался, Куперу это явно доставило удовольствие.
— Ты что — трусишь? Боишься? — спросил он участливо. — Бояться-то уже поздно. Бояться надо было раньше. Кстати, напарник твой тоже обгадился — хотел когти рвать…
— Что с ним?
— Ничего… — беспечно ответил Купер, хмыкнул и добавил. — Ничего хорошего.
Он двинулся ко мне. Не спеша и не отрывая довольного взгляда от моего лица. Что оно выражало — страх, растерянность, беспомощность?
Купер остановился в метре от меня. Пахнуло чем-то приторным, похожим на запах фруктовой гнили.
— Среда. Не забудь. И никаких пряток.
Он кинул мешок к моим ногам. То, круглое, что было внутри, глухо стукнулось о землю.
Купер вышел, оставил калитку распахнутой настежь. На цыпочках я попятилась от мешка, остановилась, села в траву. Не отрываясь глядела на грубую ткань, на мокрое пятно. Над головой настырный дрозд высверливал одну и ту же мелодию их трёх нот.
В мешке была дыня. Чуть перезрелая «колхозница» с подгнившим боком. Мне понадобилось часа три чтобы собраться с духом, развязать мешок и заглянуть внутрь. За эти три часа я чуть не сошла с ума, под конец моё состояние напоминало агонию. Главный вывод, который я сделала из этой истории — ожидание беды гораздо мучительней самой беды.
В понедельник утром я вернулась в город. Прямо с вокзала, не заходя домой, направилась в прокуратуру. Квадратную вывеску — серую с железными буквами — я видела тысячу раз по дороге в школу и обратно. Всякий раз, когда проходила по Краснопресненской улице. Здание, серое и узкое, было зажато между какой-то жил-спец-строй-монтаж конторой и овощным магазином.