— Пошли! Это он, — прошептала Ида.
— Погоди, — я ответила тоже шёпотом, — пусть причалит сперва.
Монахи нам сказали, что звонарь на пруду, верши ставит на ночь. На карасей.
Стемнело незаметно и как-то сразу. У самой кромки воды зажёгся огонёк. Рыжий, он запрыгал и быстро вырос в пламя. Костёр разгорелся, огонь высветил камыши, корягу на берегу, фигуру человека. Он сидел спиной к берегу и подкладывал сучья в костёр.
— Как караси? — спросила я, подходя.
— Плавают.
Ответил не поворачиваясь, спокойно, словно ожидал меня. Я обошла костёр, присела на корточки сбоку. Звонарь поворошил сучком уголья, конец сучка вспыхнул. Его руки, большие, с узловатыми суставами, были изуродованы глубокими рубцами. Словно их жгли раскалённым прутом.
— От верёвок? — кивнула я на руки.
Он не ответил, воткнул сучок в середину костра. Тот сразу вспыхнул ярко жёлтым пламенем. Звонарь сцепил руки замком, на левой не хватало двух пальцев — мизинца и безымянного.
— Нужно бы в перчатках, — сказала зачем-то я. — Или в рукавицах… есть такие, специальные…
Две пары таких рукавиц лежали в багажнике моей машины.
— Что ж я с ним… — он поднял голову и пристально посмотрел в черноту. — В рукавицах буду? Разговаривать…
Наконец удалось рассмотреть лицо: костёр как раз вспыхнул, осветив лоб и густые брови, мохнатую дикую бороду, наполовину уже седую. Тень за звонарём сгустилась, точно за его спиной притаился кто-то страшный с огромной косматой головой, которая доставала до макушки ивы.
— Прежде чем на колокольню подняться, батюшка благословляет. Это ж тебе не просто звон. Это ж…
Звонарь замолчал. Говорил он сдержанно, даже как-то экономно, будто боялся исчерпать лимит дозволенных слов.
— Учился-то где? Звонить.
Он смотрел в огонь и не отвечал. Глуховат, должно быть, от звона своего стал. Там, на верхотуре, навреняка грохот адский. Костёр потрескивал, изредка плевался искрами. На середине озера плеснула крупная рыба. Над кромкой чёрного леса повис мутный месяц, я даже не заметила как он появился.
— Илья учил, — произнёс звонарь минуты через две. — Помер. Теперь я звоню.
Перекрестился и снова уставился в костёр. Было ясно, что речь идёт о бывшем звонаре, но я всё равно спросила:
— Илья?
— Шаров. Илья. Он меня вытащил, — звонарь ткнул бородой в сторону воды.
— Тонул?
Звонарь взглянул на меня без особого интереса. Нехотя буркнул:
— Дурак был… Чего там. Таких дров наломал…
— Да уж. Не ты один.
Во взгляде появилось удивление. Я сняла очки, размотала платок. Ладонью провела по бритой голове, на макушке проклюнулся щекотный ежик. Звонарь подался назад, удивление сменилось испугом. Он хотел что-то сказать, но лишь раскрыл рот и замер. Через минуту прошептал: