Я вернулась и обошла машину спереди после того, как отправила маме фотографию с номерным знаком Ивана, потому что если кто-то и поднял бы шум, чтобы найти меня, то это была бы именно эта женщина. Сев в машину, я поставила спортивную сумку на пол, а потом застегнула ремень безопасности.
А потом, съежившись в кресле, я повернулась, чтобы посмотреть на Ивана, и, принудив себя нацепить на лицо подобие улыбки, пробормотала: «Спасибо тебе» так, будто каждое слово выдирали из моего рта клещами.
– Не стоит беспокоиться, – ответил он, а потом улыбнулся: – Под каким мостом ты живешь и как туда добраться?
– Терпеть тебя не могу.
Он хихикнул, сдвинув очки на переносицу, и посмотрел вперед.
– Куда?
Я наморщила нос, но указала ему начальное направление, молча наблюдая за тем, как он сворачивает на одну дорогу, а потом на другую, прежде чем направить красивую бесшумную машину на автостраду. Отвернувшись, я стала смотреть в окно, потом взглянула на большой экран, встроенный в приборную доску, а потом опять посмотрела на Ивана, решив, что он не видит меня. Меньше всего мне хотелось, чтобы он поймал меня на том, что я поглощена тем, что рассматриваю его идеальной формы нос и отмечаю, как красиво он смотрится в профиль, не диссонируя с остальными чертами лица. У него был очень чувственный рот, и я слышала, как о нем болтают девочки-подростки постарше. Скулы и надбровные дуги были соразмерны другим чертам его лица. По-моему, его лицо напоминало мне облик, который мог бы принадлежать какому-нибудь принцу или типа того. Царственный.
Но я бы ни за что не призналась в этом.
И, видимо, это не имело значения, потому что это красивое лицо с безупречной кожей было истинным воплощением дьявола.
– Сделай фотографию, она останется надолго, – совершенно внезапно проговорил Иван, растягивая слова.
Я дернулась и подумала было отвернуться, но решила, что так будет еще хуже.
– Сделаю. Думаю, нужно добавить в энциклопедию статью о кретинах, а твою фотографию можно использовать в качестве примера.
Убрав руку с руля, он поднес ее к сердцу:
– Ой!
Я фыркнула:
– О, прошу тебя.
Он посмотрел на меня через дурацкие темные стекла, прикрывающие его глаза.
– Что? Тебе не кажется, что ты обидела меня?
– Чтобы обижаться, нужно иметь сердце.
Он по-прежнему прижимал руку к груди:
– Ой, Джесмин. Правда. А у меня есть сердце.
– Если оно сделано из дерева, прутьев и камней и окрашено в красный цвет, то это не считается.
Тот уголок его рта, который был мне виден, слегка дернулся.
– Я слепил его из глины, Фрикаделька. Поверь мне.
Я не собиралась верить ему. Я правда не доверяла ему. Но, хихикнув, я отвернулась, как будто если он ничего не заметил, то этого на самом деле и не было.