– Я сказал, чтобы ты ложилась спать, но ты все время твердила, что умираешь…
Я хотела удивиться.
И не удивилась.
– …потом ты сказала «я разрушила ее», а я спросил, что ты разрушила. – Он замолчал, и в ту же секунду я почувствовала кожей, что его дыхание участилось, и стало легче.
Засранец.
Он, полусонный, смеялся, пытаясь подавить смех.
– А ты сказала, что разрушила свою… свою… – Он попытался унять смех, но, судя по тому, что его дыхание участилось еще больше, я поняла, что он смеется. Словно то, как сотрясался его торс, не говорило именно об этом, причем гораздо убедительнее.
Я заворчала:
– Заткнись.
Он продолжал трястись.
– Ты все время твердила, что ты разрушила свою печень, – пыхтя, проговорил он.
Прекрасно. Мне действительно казалось, что я что-то разрушила. И разрушила до основания. Я не могла ни хрена вспомнить. Я выпила больше, чем когда-либо. Больше, чем могла бы выпить снова. Но для начала, сколько водки миссис Лукова наливала мне в стакан? На вкус не было заметно, что она наливала много, но…
Дерьмо.
Но Иван не умолкал:
– И ты захотела, чтобы я отвез тебя в больницу.
Я застонала. Я застонала про себя.
– Ты сказала, что хочешь сохранить свою печень…
О боже.
– Совсем чуть-чуть, Ваня, совсем чуть-чуть, – сказал он, задыхаясь от смеха. – Я разрушила ее.
Я называла его Ваней? Фу. Отбросив эту мысль в сторону, я сосредоточилась на самом главном.
– Итак, ты позволил мне остаться в твоей кровати? Без майки? Значит, ты смог сохранить мою печень?
Рука, обнимавшая меня, напряглась.
– Ты настаивала.
– Без бюстгальтера.
– Ты в таком виде пришла ко мне. Что мне было делать? Заставить тебя одеться? Ты знаешь, какая ты упрямая даже тогда, когда трезвая.
– Ты мог бы одеться.
– Я уютно лежал в своей постели и спал. Это ты пришла.
Наклонив голову, я попыталась посмотреть на него через плечо, но потом вспомнила, что я, вероятно, не почистила зубы.
– Ты тоже в трусах?
– Нет.
– Ты не мог надеть трусы?
– И выползти из-под теплого одеяла?
– Ты мог бы надеть на меня майку.
– И дотронуться до тебя без твоего разрешения?
Я затаила дыхание. Потом я закатила глаза в то время, как бледная рука слегка шевельнулась на моем животе.
– Ты – идиот, твои руки прямо сейчас лежат на мне.
Раздался неспешный, ужасающий смех, в котором не было ни капли раскаяния, и в этом был весь Иван.
– Или надеть майку на себя.
Он помолчал. Потом сказал:
– Нет.
Я была готова убить его.
– Значит, ты просто подумал, что это нормально, что мы оба останемся здесь?
Я скорее почувствовала, чем увидела, что он пожимает плечами.
– Почему ты не ушел с кровати?