В конце одиннадцатого сеанса я опять заявил о его неприступности, и это в какой-то момент его задело. Неделю спустя Целик не изменился, но сообщил, что хотел бы провести сдвоенный сеанс, потому что у нас налаживаются «очень теплые» отношения только через 50 минут. У меня есть свободный час, я соглашаюсь. Эффект этой меры заключается в следующем: в течение более длительного сеанса мой гнев и мое разочарование из-за его неприступности увеличатся так, что их уже невозможно будет скрыть. И примерно через 90 минут Целик, возможно спровоцированный моими учащающимися вздохами, не сдерживается и демонстрирует пусть и завуалированную, но все же явно ощутимую агрессию. По сути, он дает мне понять, что очень сожалеет о моей «эмоциональной сдержанности» в терапии. Я на мгновение замолкаю и игнорирую его попытки отступить, чтобы обида набрала силу. А потом замечаю, как во мне растет гнев. У нас начинается настоящее противостояние. Заканчивается все тем, что мы говорим о гневе и уязвимости – и не только теоретически. Наконец, мы оба можем сказать, что вдруг между нами возникает чувство близости. Целик понимает: он почувствовал мою открытость, мою уязвимость в результате своей критики. Он понял, что я не некий неосязаемый авторитет, равнодушный к нему (как его отец), но я не сломаюсь от его агрессии (как его мать). После долгого молчания он вдруг говорит:
– Возможно, я хочу проверить ее!
– Кого? – спрашиваю я.
– Мою подругу! Я имею в виду, может ли она принять меня на самом деле. И терпеть.
– Даже если вы говорите глупости или совершенно иррационально сердитесь? Терпеть и принимать даже тогда?
Он молча кивает.
– Ну, отлично, – говорю я, – так что, если ваша подруга легко выдержит обиду из-за того, что вы отклонили предложение о браке, она достаточно сильна для вас, но слишком неуязвима, слишком безразлична!
– А если она от обиды меня бросит, тогда я знаю, что она любит меня. Но слишком слабая для меня!
– И к тому же она ушла! – добавляю я.
– Точно, – говорит он, – как две женщины до нее!
Чтобы мы снова не ушли в теорию, я наношу удар и говорю:
– У вас суперсистема – со встроенной гарантией одиночества!
Он смеется, а затем уходит внутрь себя.
– Глупо, – бормочет он через некоторое время, – как глупо! Глупо, черт побери! Так много книг и такая глупость!
Теперь у Целика слезы на глазах. Я думаю, что иногда стыд и горе – это хорошие чувства.
Конечно, пассивно-агрессивное выражение злости – это не исключительно мужская тема, наоборот. Однако существуют гендерные различия в отношении территорий, на которых ведется пассивно-агрессивная борьба: там, где некоторые женщины склонны быть более виноватыми и лишенными любви, мужчины демонстрируют всезнайство и высокомерие.