Мысли о самоубийстве 32-летнего г-на Туле, которые он тайно признает в первоначальном разговоре, появились совсем недавно: его старший брат, который был его лучшим и единственным другом, совершил самоубийство – без прощального письма, без объяснения причин. Он, переживая разрыв, все больше и больше закрывался от общества и неоднократно отвергал предложения сестры о помощи. Я снова вспоминаю об ужасных статистических данных о самоубийствах мужчин и задумываюсь над тем, почему же мы, мужчины, скорее умрем, чем обратимся за помощью.
Во время второй встречи Туле рассказывает о своей семье. У меня складывается впечатление, что самоубийство его брата – это что-то вроде вершины айсберга, подводная часть которого, возможно, не опасна для жизни, но очень и очень холодна. На следующий сеанс он приносит фотографии своей семьи. Итак, сначала мы говорим об эмоциональной холодности его родителей, затем о его отношениях с умершим братом, его огромном чувстве вины за то, что он не спас брата от смерти. Я спрашиваю его о мыслях о самоубийстве. Он отвечает, что не хочет поступить так, как его брат. «Нет, вы можете получить помощь!» – говорю я, и мы оба радуемся – немного сдержанно, но это уже прогресс.
Тема помощи – вторая общая тема в терапии Туле, который играет роль помощника в своем семейном айсберге (а также, конечно, вне его): эмоциональный собеседник для матери, рабочая лошадка для отца, активный помощник братьев и сестер, друзей и партнеров.
– Я помог как минимум 20 людям с переездом, – говорит он, естественно, без намека на жалобу в голосе.
– А сколько людей помогло вам переехать? – спрашиваю я.
– Нисколько. Но я никогда еще не переезжал.
У его родителей пекарня – бизнес, который требует много труда, – и они просят его помогать в пекарне (1 – распознать проблемы в отношениях). Поэтому он печет булочки рано утром, а потом отправляется на работу в туристическое агентство. «Правильно, – говорю я, – родители действительно пользуются вашим трудом!» и прошу его усилить легкие постукивания ногой во время своих рассказов (2 – столкновение). Ему все это явно дается с трудом: вести себя определенным образом, постукивать ногой, сказать «нет». Когда он пытается сказать «нет» здесь, в терапевтическом центре, он улыбается, как будто это смешно.
Я сообщаю ему, что он всегда сглатывает, когда нерешительно говорит о своих собственных потребностях (снова 2 – столкновение). К счастью, у меня есть кассета, и громкий звук его глотания мы слышим на записи. Туле полностью очарован собой и с нетерпением ждет следующих сеансов, которые мы проводим под девизом «Говори, а не глотай». На прощание он предлагает мне перейти на «ты», и я соглашаюсь, хотя явно чувствую ответственность, как будто я не только провожу терапию и учу его общаться, но и заменяю его старшего брата.