Нехорошая картина складывается, некрасивая…
– Вам тоже так кажется, господин? – Раш выступил из угла, сверкнув ядовито-зелеными глазами, чуть светящимися в полутьме. – Кольцо все сжимается и сжимается.
– И кажется, что мы между двух огней, которые действуют независимо друг от друга, верно? Мы не должны позволить свершиться этой казни, шианнэ. Поэтому, когда инар Дейирин будет просить о встрече со мной, разрешаю откликнуться на ее призыв.
Оба мага, словно по команде, повернулись к окну, смотря вниз – далеко вниз, где под сверкающими пуховой оберткой серебристыми облаками простиралось сердце их страны. Его ритм, его звучание было впитано, казалось, с рождения, и казалась кощунственной мысль, что кто-то способен это прервать.
Высокие шпили Змеиной академии, покатые купола Университета общих наук, шумящая зелень парков и многоголосица улиц…
– Как скажете.
На вечно молодом лице его собеседника не отразилось ни тени недовольства. Впрочем, эмоции его всегда было прочитать невозможно.
Как же хочется порой сорвать с его лица эту маску – не из ткани, из брони бесстрастности, заглянуть под наведенный чарами морок, влезть в душу. Он хотел, чтобы у его людей не было от него тайн, но понимал: стоит попытаться надавить – и он потеряет Эрайша. Слишком сильно на него влияет прошлое.
– Ты принадлежишь только мне, ты помнишь это? Ты сам отдал мне свою жизнь много лет назад.
– Вы зря привязались ко мне, шианнэ, – почти укоряюще, – будущее неизменно.
Оскал. Шелест свивающегося кольцами гигантского змея – контроль великолепен, мебель не пострадала. Золото, присыпанное пеплом на чешуе. Потерявшие зрачок глаза смотрят безумно и страшно.
– Никто… никогда… не отнимет у меня мой Щит! Ты слишком мало доверяешь моим словам. Иди прочь и выполни все, что я сказал. Не забудь предупредить Айнирё и следите за всеми ключевыми фигурами.
Снова этот бесящий молчаливый поклон и снисходительность в глазах. Ал-шаэ выдохнул, пробуя языком воздух. Последнее обвинение далось ему нелегко, вызывая изнутри безумную жажду разорвать глотки тем, кто посмел выставить его убийцей женщины и ее нерожденного ребенка, пусть даже женщина эта была не самой достойной.
Думать о семье не хотелось, как и о выставленном императором требовании, как и о многом другом. Но приходилось. Он успокоился так же быстро, как и вышел из себя. Все же звериные инстинкты были в его племени сильны до сих пор, пусть и смягченные веками цивилизованного существования.
На посланный вызов немедленно ответили, и, поднеся браслет к переговорнику, мужчина отдал приказ: