Отец ответил тогда, когда она уже думала, что он все-таки отмолчится.
– Дело не только и не столько в гордости, дочь, – голос звучал устало, но безо всякого упрека, – сколько в том, что я бы не желал участвовать в этих божественных играх.
– Выходит, у тебя нет покровителя? – Неожиданно. И очень странно, честно говоря, но, с другой стороны, вполне понятно.
– Нет. От меня отказались в свое время. Более того, – взгляд змея налился недоброй чернотой, – меня советовали убрать. Но император не желал терять такой дар, а против его мощи, дарованной Великим Змеем, потуги остальных жрецов бесполезны.
В этот день они, казалось, старались выговориться за предыдущие недели молчаливой обиды. Карри Илшиарден… нет, отец, раскрылся с совершенно другой стороны. Сейчас он разговаривал с ней как с равной, что не могло не льстить. Не пытался управлять и манипулировать, лукавить и недоговаривать. Они говорили о нем, его детстве и семье. Илшиарден был не единственным ребенком, но остальные были девочками, к тому же не унаследовавшими магического дара. В патриархальном обществе тех времен у них не было ни одного шанса построить иную жизнь, кроме как укрепить силу рода посредством заключения брака. Из трех сестер одна умерла много лет назад, другая посвятила себя служению богине Арашассе – младшей дочери Великого Змея и покровительнице плодородия – после одной весьма неприятной истории, о которой отец предпочел умолчать. А третья оказалась вполне счастлива в браке, но жила довольно далеко, на востоке империи, у границы княжеств тэрро, существ с полуоборотом, обладающих звериными чертами в человеческом облике и славящихся магией своих шаманов.
– Ришэнна будет рада тебе. – Отец улыбнулся одними глазами, но на сердце потеплело. – Она обязательно приедет на официальное представление, когда оно состоится.
Может, другая на ее месте взялась бы пересчитывать собственные недостатки, но одно важное правило (увы, на собственных ошибках) Рин вынесла твердо: не стоит себя принижать. Ни себя, ни свои способности. Не стоит думать о том, что подумают другие, а уж тем более продумывать их реакцию за них самих. Отец гордился ею. Ис-Тайше одобрял ее действия. Даже наследник, казалось, теперь относился к ней чуточку по-другому. Или этого просто так сильно желалось? Так к чему думать о мнении одногруппников и аристократов во дворце? Да, стоит быть честной: до настоящей знатной иршассы ей пока далеко, но она постарается, она сможет. И не будет думать о том, почему так рвется вперед и чье одобрение так страстно хочет увидеть и услышать.