Тан Ши действовал в своем духе. Судя по тому, что за это время он стал появляться гораздо чаще, просвещая свою маленькую жрицу по поводу обрядов, обязанностей и прав жрецов, древних верований, особенностей своих храмов и прочих весьма полезных вещей, – он действительно окреп, хотя немного. Впрочем, окреп – не значит еще выиграл войну. Две попытки отравления в столовой забываться не хотели. Счастье, что ее охраняла еще и сила фэйри, а то неизвестно, чем бы все это закончилось. Явных следов так и не нашли, а о большем ей дознаватели и декан дан Шасс так и не сказали. За исключением таких вот неприятностей, слишком мирные змейцы, слишком спокойные. Будто затишье перед ураганом.
Впрочем, неожиданная поддержка придала сил и уверенности. Сможет, справится, выстоит. И, возможно, станет достойной… По крайней мере, утешало то, что после последнего скандала с нерожденным ребенком у наследника пассий больше замечено не было. Если он как-то и расслаблялся, то постоянной дамы не имел, что не могло не радовать. Совсем она помешалась. Работа, Рин! Учеба зовет, инар!
– Я уж думала, что ты уснула на ходу, – выразительно фыркнула сестра, прищуриваясь. – Давай садись.
Как и всегда, за первый стол. Впрочем, столы здесь длинные, наверняка еще кто-нибудь да присоединится, эта пара только для их факультета, здесь чужаков не будет, и можно говорить о своих знаниях и умениях более-менее спокойно.
Тетрадь легла на стол, зачарованное перо… сумка – на крючок сбоку. Знать бы, где песочком дорожку посыпать. Зал еще не был заполнен до конца, когда она вошла. Высокая иршасса с волосами белыми, точно недавно выпавший снег, а взглядом таким холодным, что можно было заморозить всех учащихся. Это потом Рин поймет, что первое впечатление зачастую обманчиво, а за холодом внешним зачастую прячутся внутренняя уязвимость и боль, а сейчас сердце сжалось, застучало в груди. Возможно, новое видение вызвал именно внезапный испуг. Кто скажет, как оно было на самом деле?
…Осунувшееся заплаканное лицо и тусклая чешуя. Запавшие глаза. У нее взгляд иршассы, которая больше не хочет жить. Да и зачем, если все, кого она любила, в могиле? И обожаемый муж и маленький сын. Женщина вздохнула, с силой проводя руками по лицу, пытаясь скрыть свою слабость.
С тихим шорохом разъезжается ткань у входа, пропуская крупного змея, чья чешуя отливает чистейшим золотом. Сейчас император не в маске, но даже теперь видение скрадывает черты лица. Здесь он кажется моложе, но гораздо более уставшим. Надломленным. Раздавленным. Он не говорит ни слова, только крепко стискивает змейку в своих объятиях, прерывисто дыша, словно он задыхается от невозможности что-то сказать… или заплакать? Тишина и крепкие объятия покинутых существ. Только в его взгляде на эту иршассу видится нечто большее, чем дружеское участие – это боль мужчины, вынужденного скрывать сейчас свои чувства и поддерживать чужую женщину.