Никогда!.. Шипение, хлесткий удар, ликующий клич братьев. Не стоит… Лязг кинжала и облако тьмы осушает двух последних иршасов. Недооценивать… Черный змей все-таки добирается до добычи, сжимая ее в удушающих кольцах. Силу дружбы, способную вытащить из самого черного отчаяния! Силу любви, прошедшей сквозь века! Силу единения связанных сердец!
Капля крови с клинка медленно стекает вниз, на истоптанную землю. Дыхание вырывается холодным облачком, кружится голова. Она бы упала, но брезгливость сильнее, в этом месте невозможно более оставаться. Сквозь шум в ушах Рин слышит, как Ллиотарен что-то зло шипит в лицо императрице.
Доносится только «шлюха» и непереводимые обороты шарсара. Прямо заслушаться можно – текут ленивые, усталые мысли. Она чувствует себя опустошенной, на сердце холодно и тоскливо, а еще тревожное предчувствие не проходит, вгрызаясь в сердце все сильнее. Не здесь она должна быть. Неожиданно Ллиотарен оборачивается. Холодные глаза мертвеца ощупывают с ног до головы, и он резко бросает:
– Иди к нему! Иди сейчас, пока еще не поздно, Щит.
– Что? – Он все знает…
Из центра столицы явственно тянет дымом и виднеются языки пламени – там бушует сошедшая с ума толпа.
– Что вы знаете? – резко спрашивает Киоран, подползая поближе – он бережет левую руку, да и все они оказались потрепаны, кроме разве что все того же Ллиотарена. Кажется, Кио никак не может определиться, как ему относиться к тому, что он сын легендарного иршаса – и в то же время сумасшедшего убийцы, чьи руки по локоть в крови жертв.
– Ничего, – с легкой усмешкой шипят в ответ, лениво дернув хвостом, в кольцах которого находится пленница. – Ваш бог тоже сейчас сражается, разве вы не слышите?
Рин прикусывает губу клыками. Как же тонко он чувствует окружающий мир, если ощущает божественную энергию без подготовки! Действительно, прирожденный хранитель.
– И вы поможете ему? – спрашивает, глядя прямо в чужие пустые глаза.
Кривая усмешка. Едва заметное движение головой.
– Да, жрица. Это мое искупление и мой долг. Да и эта тварь послужит прекрасным источником питания для меня и твоего бога. А что будет, то будет. За свои прегрешения перед Шелларионом я отвечу сам.
Ответит, тут сомнений нет. Но только император никогда, ни за какие сокровища мира, ни во имя каких бы то ни было норм и законов не отправит своего кровного брата на плаху. Двойная мораль? Может быть, в какой-то мере. Но и она бы сделала для любого своего близкого то же самое. Тем более что безумие иршаса отступало, скоро его разум полностью будет ему подвластен. Убитых не вернуть, но радует, что, ведомый каким-то особым чутьем, он никогда не лишал жизни невинных. На совести всех жертв были тяжкие преступления.