Mysterium Baphometis: тайная доктрина ордена Храма. Книга 1. Загадочная шкатулка герцога де Блакаса
Владимир Ткаченко-Гильдебрандт
По устным сведениям из кругов московской интеллигенции, легендарная шкатулка из Эссаруа (Бургундия) является прототипом того самого предмета, о котором написал в детективном жанре известный русский советский писатель-фантаст Еремей Парнов (1935–2009) в своем романе “Ларец Марии Медичи” (1972): снятый по нему в 1980 году одноименный фильм в буквальном смысле заразил столичное юношество перестроечной поры тягой к духовному и неизведанному… С великой долей вероятности можно утверждать, что Еремей Парнов, став затем автором “Трона Люцифера” (1985), первого советского научно-популярного издания по истории оккультизма, прекрасно знал о нашем средневековом гностическом артефакте, связанном с иоаннитами-мандеями, катарами и тамплиерами, и искусно завуалировал его подлинную сущность в романе, акцентировав внимание на сюжетной линии: поисках сокровищ и приключениях героев. Однако главное сокровище — это ларец или шкатулка, запечатлевшая собой духовные брожения своей эпохи, таинственные символы и ритуалы. “Загадочная шкатулка герцога де Блакаса” — первая книга в серии “MYSTERIUM BAPHOMETIS: ТАЙНАЯ ДОКТРИНА ОРДЕНА ХРАМА”, начало выхода которой было приурочено к 700-й годовщине казни последнего великого магистра тамплиеров Якова де Моле.
КАРБУНКУЛ СЕРДЦА
ПОСВЯЩЕНИЕ
В ночи безмолвной и бессонницей томимый
В забвение потаенное однажды погрузился я:
Тогда сознание все ясностью простой охвачено предстало,
И вкруг меня опали сразу как скорлупы
Оковы бренности бытийной.
И чувствовал я словно ледяной кристалл
Во мне в том месте, где биение сердечное угасло.
Морозный зной как светоч излучает,
И заставляет он в жару невыносимом пылать поверхность тела:
Оно, однако же, не в состоянии согреться вовсе пребывало,
А излучение сердечного кристалла все холоднее и морозней.
И лишь когда для тела моего совсем невмоготу уж было,
То появился князь от духов отпадения Пандемоний
И вынул из груди моей через уста кристалл утробного обморожения,
На жертвенный алтарь его поставив, покрытый финикийскою порфирой.
Князь мыслью электронной сеял отчаяние, страх во мне
И требовал отречься Агнца:
Кристалл алмазный в тонких гранях играл, переливался
Во цвете царственной порфиры.
Что облачила жертвенник сердечный,
И походил уже на багровеющий карбункул,
В лучах которого я омывался током люциферических энергий,
И хладным пламенем как Феникс мой вспыхнул дух и запылал,
Но не сгорел нисколько.
И тайна времени тогда явилась мне доступной