в диоцезе Пуатье был закован в кандалы и содержался на хлебе и воде в одной из башен в течение тридцати шести недель (52). Какая жалость слышать стоны этих бедных людей: одни из них вовсе жалели, что родились на свет (53); другие предпочли бы потерять руку (54); третьи хотели бы оказаться на сто футов под землей (55); некоторые пытались договориться или теряли рассудок от ужаса. Так, брат
Жан де Фуиллейо (Jean de Eouilleyo) из парижского Тампля говорит, что он добровольно отрекался от Бога, почитаемого язычниками; и когда над ним совершили насилие, он вскричал, обернувшись к своему посвятителю:
“Я отрекаюсь от тебя”. Это слышал брат, принуждавший его силой, и все сделали вид, что отречение подлинное, что и требовалось от него (56). Брат
Ж. де Пон-л’Эвек (J. de Pont l’Eveque) отрекался от
креста, но не от
Распятого (57).
Брат Иаков из диоцеза Труа (Troyes), имея большое замешательство перед отречением, увидел длинный меч, которым ему угрожали, и трижды вскричал: “Я отнашего Господа, поскольку вы этого хотите” (58). Жилле д’Энкрей (Gillet d’Encrey) из диоцеза Реймса (Rheims), когда ему предложили отречься, ответил, что не сделает этого, даже если ему отрубят голову (59). Когда им предлагалось разделить свои постели с братьями, некоторые думали в своем простодушии, что это делалось с благой целью предотвращения недостатка постелей (60); и если даже имеются признания крайней тяжести на сей счет (61), я поспешу сказать, к чести наших рыцарей, уже и так тяжко скомпрометированных, что эти признания ограничиваются малым числом. Согласно их разнообразным характерам или более или менее опрометчивой ревности в исполнении испытаний, наконец, в соответствии с их невинностью или развращенностью, посвятители были жестки, требовательны или, наоборот, сдержанны и терпимы (62). И все же, следя за действиями посвятителей, свидетели обладали большим или меньшим усердием для верного исполнения мистерий посвящения, и проявление снисхождения было рискованным (63). Хотя и нет открытого изобличения, несмотря на тихое неодобрение большинства братьев этим кощунственным практикам, навязанных поначалу им ими же самими. Отдельные посвятители доходили до того, что говорили профессу: “Отрекайся, по крайней мере, устами” (64). Другие говорили посвящаемому: “Делай это, и ты исповедуешься” (65). Некоторые братья хотели идти в Рим умолять о прощении и просить о вступлении в другой религиозный орден (66); другие лишились покоя из-за того, что не могли исповедаться у капелланов ордена или епархиальных священников (67). Порой даже кажется, что иные посвятители, если замечали, что их посвященные какое-то время после находились в подавленном состоянии, убеждали их не воспринимать всерьез все произошедшее (68): по мнению последних, это было лишь испытание послушания, не имевшее никакого последствия для веры (69).