порицал трагедию Райнуара, говоря, что вместо того, чтобы ее сделать театральной, автор слишком занялся
выяснением общественного мнения на сей счет. Он добавлял: “Полная невиновность тамплиеров и их полная развращенность одинаково невероятны” (87).
Теперь что касается Климента V и Филиппа Красивого: разве было доказано будто бы верное предположение об их смерти по вызову на Божий суд? Хотелось видеть чудесное в так называемых пророческих словах великого магистра, и друзья Ордена Храма не переставали поддерживать эту мысль; но де Бособр доказал, что ни король Франции, ни папа не умерли в сроки, которые им определил Ж. де Молэ в первые мгновения своей казни. Кроме того, не менее удивительно, как возникла мысль у сторонников тамплиеров о вмешательстве в их пользу божественного возмездия? Эта благочестивая ложь не является первой подобного рода в истории. Было бы более захватывающим увидеть ревностных защитников веры, вызывающих на суд тамплиеров в определенный день за отречение от Бога. Но посмотрите на постоянство народных настроений! Когда 13 октября 1307 года (88) после первой инструкции было оглашено по звуку охотничьего рожка, что духовенство и народ приходских церквей должны находиться в саду королевского дворца, чтобы заслушать там перечень беззаконий, в которых обвинялся орден (89), народ испытал чувство отвращения: каждый осенял себя крестным знамением и не хотел больше ничего слышать (90). Когда 18 марта 1314 года великий магистр заживо сгорел на плогцади Дофина, народ ринулся к костру собирать пепел мученика и унес его как дорогую реликвию (91). Здесь два действия, которые казалось бы противоречат друг другу; но последнее все же истинно, поскольку так выразился протест по отношению к зашедшему слишком далеко правосудию того времени.
(1) Что касается этого тяжкого кощунства, то из показаний брата Жана де Шали (Jean de Chali), принятого в определенной комнате дома Тампля в Бюре, следует, что его проходили легко при отказе попирать крест, и что из двадцати братьев, которым вменялось данное требование, нашелся самое большее один, кто его исполнил Quod de viginti non conculeabat unus (Doc. in., t. II, p. 264). В действительности, весьма редко видно, чтобы посвятитель требовал подобного развития осквернения. Гуго де Бюр, которому это было приказано, не обратил никакого внимания на приказ (id, 1.1, p. 205); но Жерар де Пазай (Gerard de Pasaye), наоборот, его исполняет, попирая ногами распятие (id, ib., p. 214). Раймон де Вассиньяк (Raymond de Vassiniac) попирает только плащ, положенный у его ног, вместо попрания на нем места креста (id., ib., p. 233).