Праздничное шествие протянулось из султаната Ша`харн, через всю пустыню до столицы Аш`шар и завершилось у дворца халифа. Где на главной площади раскинулись бесконечные столы с угощением для гостей.
Мы стояли на постаменте перед священнослужителем, разряженные в пух и прах. Последний проводил торжественную церемонию бракосочетания.
Вне себя от гнева и ярости, я, держалась только за счет расшитого золотом и драгоценностями халата, который стоял колом, не позволяя активно двигаться.
Я тщательно планировала побег из-под венца, в крайнем случае – жестокое мужеубийство в первую, кхм… во вторую брачную ночь. Так как оказалось, что сегодняшнее торжество всего лишь дань традициям и мы уже по законам халифата муж и жена. О чем свидетельствовала не только метка от укуса на моем плече, но и многие-многие-многие проведенные наедине часы. А там и мой батюшка, вырви ему шайтан печень, подсуетился с документиками. Вовремя предъявив подписанный брачный договор обрадованному халифу.
От злости на свою неосторожность я чуть ли не двинулась умом. А вот воришка, он же шахзаде Раш Арш`хан, он же великий визирь и наследник халифа, он же труп, стоит нам остаться наедине, в общем, мой муж-покойник был безмятежен, как чистое небо над пустыней. Этого коварного гаденыша все устраивало.
Мое внимание привлек кроваво-красный блеск между пальцами визиря, и я внезапно вспомнила, что это за «верный» артефакт такой.
Головоломка сложилась сама собой.
Я повернулась к без пяти секунд мертвому муженьку.
– Ты спланировал все это?! – Принц выглядел смущенным всего секунду, а потом взял себя в руки – вот она, императорская выучка.
– Ну почему сразу я? – Засранец перекатывал между пальцами крупный рубин на цепочке, артефакт семьи, гарантирующий верность избранницы. – Оно все само собой как-то случилось. Я всегда был везучий. – Принц сейчас выглядел, как кот, обожравшийся сметаны.
Я уставилась на него тем особым взглядом жены, прожигающим дыру в теле мужа насквозь, который наггини приберегают для особо серьезных проступков мужей. Тапка сама собой дробно застучала по полу.
Засранцу хватило совести на секунду принять смущенный вид, а после мне вернули такой жалостливый взгляд побитой собаки, с дрожащей слезой в уголке глаза и обиженно по-детски выпяченными губками. На взрослом мужском лице это выглядело так, что у меня просто оборвалось сердце. Сразу захотелось этого засранца обогреть, накормить и спать уложить, в гробик. И оттого что я этого не делала, я почувствовала себя самой распоследней жестокосердной наггиней.