Иногда попадали в мою голову мысли о другом обществе, о свете, потому что отец возил меня к своим старинным сослуживцам, офицерам своего полка, которые жили недалеко от нас, в своих поместьях, особенно к графу Вальднеру, его полковому командиру и моему крестному отцу.
Любовь к естественной истории родилась у меня в доме одного из наших родственников, деревенского пастора; у него была хорошенькая библиотека и в ней — полный экземпляр сочинений Бюффона. Главная из детских забав моих состояла в том, что я срисовывал оттуда животных и потом раскрашивал по их описаниям. Это занятие так познакомило меня с четвероногими, что на двенадцатом году я знал их так же отчетливо, как хороший натуралист.
Между тем мои бедные родители разорялись больше и больше, так что уж не знали, какими средствами продолжать мое образование. Монбельярское княжество постоянно содержало в Тюбингенском университете несколько пансионеров, назначаемых в духовное звание. Поступление туда зависело от рекомендации начальства нашего училища. Гувернер невзлюбил меня за то, что в своем детском тщеславии, я слишком ясно показал ему, что считаю его невеждой. В решительную минуту этот гувернер настоял на том, что вместо меня послали в университет двух моих родственников. Без его несправедливости, может быть, я сделался бы бедным деревенским пастором и пропал бы в неизвестности. Но на другую дорогу вывел меня целый ряд случайностей.
Герцог Карл Вюртембергский, которому принадлежало и княжество Монбельяр, приезжал туда навещать князя Фридриха, бывшего правителем нашей области. Один из его приездов случился именно в то время, о котором идет речь. Княгиня, сестра его жены, племянница великого Фридриха, короля прусского, видела мои маленькие рисунки и полюбила меня. Она говорила обо мне герцогу, и он приказал поместить меня на его счет в Штутгардскую академию. Через час после того, как я узнал об этой милости, я уже сидел в карете его камергера и ехал учиться.
Так оставил я Монбельяр на пятнадцатом году, не имея ни малейшего понятия о заведении, куда меня везли. До сих пор я с некоторым ужасом думаю об этой поездке. Приходилось сидеть в маленькой карете между герцогским камергером и секретарем. Было очень тесно, и я все боялся их стеснить еще больше; а они всю дорогу говорили между собою на немецком языке, которого я вовсе не понимал, и слова два только сказали мне в утешение.
Ехали до Штутгарда три дня; 4 мая 1784 г. я вступил в Академию, где у меня не было ни души знакомой, ни знакомого языка.
Академия эта — заведение великолепное. В огромном здании, которому ничего нет подобного в целой Европе (между зданиями, занятыми учебными заведениями), живет до четырехсот пансионеров, одетых в щегольские мундиры; более восьмидесяти профессоров дают им всевозможные уроки. Было там пять факультетов: право, медицина, администрация, военное дело и торговля. Я выбрал себе администрацию, потому что в этом факультете преподаются основания права, финансового устройства, земледелия и технологии; но главное, что там подробно преподавались естественные науки. Разнообразные занятия мои были очень полезны впоследствии, когда судьба выдвинула меня на высокие общественные должности. В Германии, где все преподается основательно, в меньшее время слушатели узнают больше, чем во Франции. Таким образом у меня в несколько лет составились довольно верные и связные понятия обо всех частях управления; долгое время спустя после того, когда я вступил в совет университета, а потом и в государственный совет, я уже был готов к своим делам. Пробовал я ввести некоторые усовершенствования этого рода в народном просвещении Франции, но привычка ходить по давно пробитой дороге, и педантство были сильнее меня.