Жильбер зарылся в густую шерсть Жозефины, открыл было рот, чтобы ответить, но изо рта не вылетело ни звука. Зато из носа потекло, и он чихнул несколько раз подряд. Джефферсон – тот крутил в пальцах стакан и был в таком замешательстве, какое редко доводилось ему испытывать. Старушка переводила взгляд с одного на другого и ждала ответа. Тогда Джефферсон призвал на помощь все свое мужество. Он поднял на нее глаза и сказал как можно мягче:
– Он… с ним все не очень хорошо.
У стариков не хватает слез, чтобы плакать в три ручья, но это не значит, что горюют они меньше. Госпожа Ролле съежилась на стуле и не переставала рыдать, прижимая платок к глазам, к губам, к носу. «О, бедный господин Шарль», – стонала она при каждой новой подробности, которой Джефферсон дополнял свой рассказ, а упоминание о Кароль удвоило ее скорбь.
– Он ее обожал, он мне показывал фотографии… О, бедный, бедный господин Шарль!
Давясь рыданиями, она рассказала, что он часто привозил ей пробные образцы всяких шампуней, краски для волос, кондиционеров, даже подарил на Рождество фен с терморегулятором – «хотите, покажу?» Ах, если б только можно было поймать убийцу и посадить под замок – уж она-то ему не станет носить передачи!
– Вот именно ради этого – апчхи! – ради этого, Мадлен, мы и приехали, чтоб его поймать. Вы нам не позволите – апчхи! – осмотреть комнату господина Эд… господина Шарля? – спросил Жильбер.
Джефферсон был ошарашен этим «Мадлен» и неожиданной фамильярностью друга, но, взглянув на него, тут же забыл об этой несуразности – ее перешибла другая, куда более впечатляющая. Лицо Жильбера увеличилось в объеме на добрую треть, и на нем начала проступать россыпь красных прыщиков. Глаза практически исчезли под распухшими веками, так что непонятно было, как он еще может что-то видеть. Из носа у него лило, как из крана, а чихал он почти непрерывно.
– Думаю, хватит тебе тискать эту зверушку, – шепнул ему Джефферсон. – Видно, у тебя аллергия на кошачью шерсть.
Комната господина Шарля была по-спартански голой, меблировка самая минимальная: аккуратно заправленная узкая койка, дешевый платяной шкаф, маленький секретер без единой бумажки на нем, стул, рукомойник. В рисунке обоев без конца повторялись стаканы сока со вставленными соломинками. Ими были оклеены все четыре стены и потолок. Окно выходило на канал.
– Вы позволите заглянуть в шкаф? – спросил Джефферсон.
Он взял все на себя, потому что Жильбер больше ни на что не годился, разве что чихать, утирать нос рукавом и отпихивать ногой Жозефину, окончательно в него влюбившуюся.