– Нет, нет! – сказал Бильбо. – Я не это имел в виду. Я хотел сказать, нет ли здесь обходного пути?
– Есть, если хочешь протопать еще миль двести к северу, а потом вдвое больше на юг. Думаешь, там безопаснее? Да в этой части мира ни одной безопасной дороги нет! Помните: вы на краю Глухоманья и можете встретиться с чем угодно. Не успели бы вы обойти Лихолесье с севера, как попали бы прямо к подножью Серых Гор, а там кишмя кишат гоблины и орки самых худших пород. А сунетесь обходить Лес с юга, попадете в Чародейские земли, – даже тебе, Бильбо, не надо, наверное, много рассказывать про черного Чародея? Я бы не советовал и близко подходить к местам, на которые падает тень его Черной Башни. Повторяю: в Лесу не сходите с тропы, надейтесь на все хорошее, и если вам очень повезет, то вы, может быть, однажды выйдете из Леса к Большим Болотам и увидите за ними на северо-востоке Одинокую Гору, где живет дражайший Смог. Надеюсь, что он вас не ждет.
– Нечего сказать, утешил на прощанье, – пробурчал Торин. – До свиданья! Если ты с нами не идешь, лучше уходи скорее!
– Тогда в самом деле до свиданья! – сказал Гэндальф и повернул лошадь на запад. Но он не мог побороть соблазн оставить за собой последнее слово и поэтому, прежде чем скрыться из глаз, обернулся, приложил ладонь ко рту и прокричал:
– До свиданья и будьте благоразумны! Берегите себя и не сворачивайте с дороги!
Затем он пустил лошадь галопом и исчез.
– До свиданья, и убирайся, раз ты так! – заворчали гномы, рассердившись больше оттого, что действительно очень огорчились.
Начиналась самая опасная часть пути. Каждый взвалил на спину свой груз – тяжелый мешок с провизией и бурдючок с водой, – потом повернулись спиной к свету, который обливал приветливую долину, и вступили под полог Леса.
Глава восьмая. Мухи и пауки
Они шли цепью. Начавшись под аркой из двух склоненных друг к другу деревьев, очень больших, очень старых, обвитых плющом, обросших лишайником, почти без листьев, тропа вилась темным узким туннелем между стволами, и чем дальше они углублялись в лес, тем меньше становилось светлое пятнышко дня позади и тем глубже – тишина. Наконец стало так тихо, что каждый шаг, казалось, отдавался громом, а деревья при каждом звуке словно наклонялись и прислушивались.
Темнота оказалась не абсолютно непроницаемой. Справа и слева была как бы темная завеса, за которой в зеленом сумраке угадывалось движение. Иногда ее протыкал тонкий луч света, пробившийся через кроны (если ему везло, и он не запутывался где-то вверху). Потом свет появляться перестал.