Тьерри повернулся и раздраженно шикнул. Прислушался к дыханию спящих, желая убедиться, что я никого не разбудил, и снова выглянул во двор.
– Бежим! Проскочим за деревьями к ферме.
Я знал дорогу, но Тьерри об этом не догадывался и двинулся первым. Двор лагеря освещали несколько самодельных фонарей. На короткий миг, когда Тьерри откинул полог, чтобы выйти, в палатку просочился слабый свет.
Быстро! Действуй!
Не дав пологу опуститься, я метнул монетку в лицо спящему Арману.
Монетка не звякнула. Мне показалось, что я видел, как она ударилась о щеку Армана, но все произошло слишком быстро. Тьерри ничего не заметил.
В темноте мы легко выбрались из лагеря. Полицейским было велено никого не впускать, а не следить за тем, чтобы никто не вылез наружу. Мы молча шли по дороге, ведущей к ферме. Тьерри включил фонарик. Шагал он быстро, но я не отставал. Вскоре мы добрались до большого перекрестка, отсюда одна дорога уходила налево к Сент-Аргану, другая направо – к цитадели, а тропинка вела к развалинам аббатства. На перекрестке горел фонарь. Тьерри остановился неподалеку от него и поднял руку, предупреждая, что надо подождать. Он не хотел, чтобы нас заметили из проезжающих мимо машин, и вслушался, не раздается ли гул мотора, но дорога в этот поздний час была пуста.
На фонаре – как и на всех фонарях острова – висела рекламка завтрашнего номера «Островитянина». Свет падал прямо на листок.
Заголовок звучал пугающе.
Десять лет трагедии в Сангвинариях
Трое рабочих лишились жизни
Трое виновных исчезли
Под заголовком на первой полосе иллюстрация: три черно-белые фотографии, лица крупным планом.
На левой я узнал Жана-Луи Валерино, в центре – фотография моего отца, справа – какого-то незнакомого человека. Я видел его на снимках, сделанных во время того обеда в аббатстве, и на видеозаписи, но лицо его там было либо мельком, либо почти закрыто другими людьми, ни разу крупным планом.
Кто это?
Тот самый Максим Приер, друг отца?
Тьерри махнул рукой, показывая, что можно идти. Я не сдвинулся с места. Меня заинтриговал портрет незнакомца. Где-то я видел этого человека… И это «где-то» скрывалось в глубине моей памяти. В первые шесть лет жизни я, наверное, каждый день видел Максима Приера. Но…
Но что-то не сходилось в моих воспоминаниях.
Тьерри заметил мою растерянность, а потом увидел и листок. Он словно окаменел. Похоже, тоже встретился с призраком, подумалось мне.
– Идем быстрее, Колен.
Было на этом листке что-то странное, очень неправильное.
Я двинулся к перекрестку, уверенный, что мы сейчас сойдем на тропинку, ведущую к развалинам аббатства.