– Как хочешь.
Пальцы Кандис потеребили светлые волосы на груди Симона, потом внезапно вспорхнули.
– Если не можешь решиться, то пойду одна!
Кандис вскочила. Платье соскользнуло на песок.
Красавица знала, что делает.
Разбойники острова за два столетия, Жонас Новаковски и Жан-Луи Валерино, Мазарини со своими монахами – все они словно по волшебству исчезли. Стоя над Симоном, девушка с обезоруживающей естественностью продолжала раздеваться. Небрежно брошенный лифчик растворился в сумраке, будто его и не было.
Сердце Симона отчаянно колотилось.
Девушка приподняла ногу, удерживая равновесие, как прима-балерина, и кружевные трусики скользнули вдоль одного, затем другого бедра.
Симон целомудренно отвел глаза.
На миг.
Кружева внезапно легли ему на лицо, накрыв глаза, нос и рот.
Почти все органы чувств. Ну и меткая эта чертовка!
– Так тебе и надо.
Смех веселой нимфы прозвенел над Рубиновой бухтой.
– Это… это запрещенный прием, – пробормотал Симон.
Кандис уже шла к морю.
Волны набегали на песок метрах в двадцати от них. Легкая пена тянулась светлой чертой, рисуя странные, изменчивые линии, будто слова, небрежно написанные и брошенные в океан, – пусть плывут к континенту, чьи огоньки угадываются вдали.
Симон сел. Взгляд поднимался от удалявшейся восхитительной попки к тонкой талии, на которую налез бы и детский спасательный круг, вдоль обнаженной спины, будто притягивавшей слабый свет.
Совершенство.
Тень удлиняла силуэт Кандис, теперь она казалась рослой богиней.
И вот богиня исчезла в воде. Прошло всего несколько минут – Симон даже не успел встревожиться или присоединиться к ней, – а она уже вышла на берег. Улыбающаяся. Мокрая. Бесстыжая.
От холода соски встали торчком, она выгнулась, подставила лицо, груди, низ живота лунному свету.
И мужскому взгляду.
Симон не обманывался – все это продумано, каждый жест просчитан и отрепетирован. И он, конечно, не первый видит этот спектакль. Но не все ли равно, сейчас-то он единственный зритель.
Кандис не спешила, она шла мелкими шажками, подбиралась к нему бочком, словно сексапильный краб. Как будто и песок хотел насладиться прикосновением к ее голым ногам.
«Девушка с эротической открытки, – подумал Симон, – безупречное тело в лунном свете».
Всем шлю поцелуи с Морнезе.
Глянцевая бумажная куколка – и через несколько мгновений он прижмет ее к себе и почувствует ее тепло.
Симон продолжал сидеть. Кандис подошла еще ближе.
Слишком медленно. Симону стало невтерпеж.
Ее загар не уродовала ни одна светлая отметина. Каким чудом, она же весь день сидит в своем окошке?
Женская тайна.