Сзади басовито злобно загудели. Поздно. Я обернулся, чтобы краем глаза поймать обращённый назад торжествующий Королевский фак.
Погоня спешно тормозила, чтобы не втемяшиться в сбрасывающие скорость фуры. Надеюсь, дрыщ не удержался и хорошенько проехался по асфальту. Но мы уже летели вперёд, и я выбросил его из головы.
Молча, слитые в одно целое, мы пронеслись по городу. Минут двадцать бешеной гонки, и влетели в подземный гараж моего дома. Я остановил мот, соскочил с него, хотел было помочь Королеве снять шлем, но она уже сорвала его сама. Встряхнула длинными волосами, взглянула на меня.
Шлем полетел куда-то в сторону, с треском ударился о бетонный пол, но мне это было совершенно по хрену. Я уже сжимал Королеву в объятиях.
Моя. Моя вся целиком, с этими жадными упругими губами, с затянутым поволокой зовущим взглядом, с трясущимися от нетерпения, как мои собственные, руками. Моя — как завоёванный трофей, как боевая подруга, как любимая женщина. И никогда я больше её от себя не отпущу.
Санька
Я его не простила. И не собиралась даже — но он свалился на меня, закрутил, завертел, снова утащил за собой, как водоворот, как смерч, и не успела я опомниться, как уже была в лифте его дома, тая под его прикосновениями, теряя себя от его поцелуев.
Эта бешеная погоня по городу, безумная скорость, жёсткий пресс Марка под пальцами, его взгляд, тот голодный поцелуй в клубе — всё вместе подействовало как наркотик. Разум полностью отключился и понятие «прощать — не прощать» вообще перестало существовать для меня.
Марк принялся раздевать меня уже в лифте. Уже там поднял футболку, расстегнул крючки лифчика, жадно припал к груди, заставляя меня откинуться на ледяную стенку лифта, сотрясаясь всем телом от неистовой огненной ласки. Упираясь в стену одной рукой, второй я схватила Марка за шею, чтобы устоять на ногах. Потом попыталась стащить с него толстовку — не успела, лифт остановился. Не разнимая объятий, не прекращая целоваться, мы вывалились наружу.
Марк подрагивающей от нетерпения рукой открыл дверь. Тут же бросил ключи куда-то на половичок, захлопнул дверь и подтащил меня к себе. Рысь метнулся навстречу, но, увидев, что нам явно не до него, тут же сбежал, помахивая коротким хвостом.
А мы с Марком были не в состоянии разлепиться. Я была смертельно зла на него. Я его фактически ненавидела: за то, что лгал, за то, что предал, за то, что не стал искать — хотя я сделала всё для того, чтобы он меня не нашёл. И сейчас все эти чувства по-прежнему бурлили во мне — но вперемешку с той сжигающей страстью, которая делает неважным всё остальное. Слишком важным был сейчас он сам, его руки, пальцы, губы, его горячее, влажное от пота тело. Его бескрайнее накрывающее с головой желание, подрагивающие от нетерпения руки. Мне было всё равно, что он прижимает меня к холодной шершавой стене, что мы даже не до конца разделись, я сама горела от нетерпения, рвала непослушные пуговицы на джинсах, не позволяла Марку надолго отстраняться, сама ловила его губы для поцелуя.