— Ты меня не агитируй и не читай морали. Ты сейчас не очень-то можешь говорить и не очень можешь выбирать.
— Ладно. Приходи через неделю.
— Не долговато ли?
— Ну что ж, приходи завтра.
Вся беда была в том, что болтливая соседка и ее внук были дома. Если б их не было, Модест отсюда бы уже не вышел. Это ничего, что в кондукторской сумке нет пистолета, есть хороший нож. Ведь Модест не будет пятиться, уходя непременно повернется спиной, и вот тогда можно будет всадить ему нож под лопатку, по всем правилам, хорошо обученный разведчик знает, как это делается. Только надо спровадить соседку.
— Вы не сходите за водкой, у меня друг в гостях?
— Мне пора, Бартек, извини, Болек. Итак, до завтра.
Можно и иначе: убрать Модеста, потом старуху, потом мальчишку, а потом, что потом? Ведь все равно надо сматываться. И вдруг он устыдился, испугался: «Нет, я не буду бандитом никогда». Правда, чтобы убрать Модеста, не обязательно быть бандитом, но те двое, это ведь люди, она слишком старая, а заика слишком молод, чтобы умереть, как бы сказал Матус.
И Модест ушел цел и невредим. Явится завтра. Можно бы было устроить ловушку, старуху с ее сопляком выпроводить, а Модеста рубануть тесаком прямо в дверях. Но Модест не так глуп, будет осторожен и, скорее всего, придет не один. Остается единственный выход.
Говорливая старушка удивляется внезапному отъезду пана Болеслава. Нашелся кто-то из родственников, дело серьезное. Вернется через неделю, может, раньше, может, позже. Гость, что приходил вчера, принес добрую весть. Немного вещей в чемодан, тот, что поменьше, чтобы не походить на мародера, собственно, трудно решить, что взять, что оставить. Достаточно портфеля, старушка охотно одолжит старый вытертый портфель покойного мужа. Впрочем, можно даже не брать портфеля, если неизвестно, куда он едет.
— До свиданья, соседушка.
— Счастливого пути.
— Не болтай ерунды, старуха, «счастливого пути».
— Вы что-то сказали?
— Бормочу про себя. Когда выезжаю, всегда бормочу.
Собственно, нет причин спешить. Ведь никто не бросится в погоню, и на вокзал можно идти, словно гуляючи. Город пестрит строительными лесами, которые белеют, как свежие повязки, но чаще — зияющие развалины. Он благожелательный и почти уютный, только теперь Бартек заметил и почувствовал это, в минуту бегства, значит, он привык к этим местам, еще толком не познанным, освоился, даже не замечая этого, как сжился со своим новым именем. Болек, говорила Ванда, щекоча его шею тяжелыми черными прядями, и тогда его новое имя звучало не фальшиво. «Неужели мне всегда бегать, и от чего, от кого — от Модеста». Да, но Модест только предлог, орудие, вскрывающее действительные причины, истинную необходимость бегства…