— Заработать хочешь? — сказал один из них.
— У меня есть деньги. И я приехал не на заработки.
— Богач.
— Граф.
По-прежнему жужжали мухи, все резче пахло тиной.
— А все-таки, хочешь заработать?
— Попрошу не тыкать, я с вами свиней не пас.
— Ого, важная персона.
— Вы знаете, кто я? Капитан Бартек! Что, заткнулись? Капитан Бартек.
— Капитан, еще лучше.
— Не верите? Вы не слышали об отряде капитана Бартека? Не слыхали? Полюбуйтесь на них — они не знают Бартека! Где ж вы были? Наверное, не слышали о ребятах из лесу, ха-ха-ха, сколько вам лет? Сколько тебе лет? Ну? Что у нас есть?
— Польша.
— Польша есть и будет. Была и будет, Польша всегда должна быть. А я капитан Бартек. Что, не понимаешь по-польски? Не понимаешь по-польски, темнота, черт бы тебя побрал, не знаешь, кто я такой, вы все слишком глупы, чтобы знать, плевал я на твой заработок, я Бартек, капитан Бартек, собственной персоной…
Немало времени прошло, прежде чем он заметил, что за столом никого нет, собутыльники потихоньку улетучились, это его окончательно взбесило, он оглядывал заведение, тесное и грязное, никто не обращал на него внимания, только сухощавая личность с профилем коршуна пренебрежительно поглядывала на него из-за стойки; вошли два милиционера, бравые, исполненные достоинства, Бартек последним усилием воли поднялся, неверным шагом направился к милиционерам.
— Смир-р-р-но!
Те отступили на шаг.
— Я капитан Бартек!
— Хорошо, хорошо, сидите, гражданин, спокойно.
— Не верите, молокососы? Сми-р-р-но!
Они взяли его под руки и, не обращая внимания на протесты, угрозы и обещания проучить их, вывели. На солнце ему совсем отшибло память.
Проснулся он в темноте и духоте. «Засадили», — это была первая мысль, которая даже не пугала, теперь все пойдет само собой, без его вмешательства, проболтался спьяну, наконец все решилось; рядом кто-то громко храпел, Бартек напряг зрение, глаза постепенно осваивались с темнотой, мучила жажда. «Потом захочется есть», — подумал он, смиряясь. Он уже различал какие-то очертания: большая скамейка, такие обычно стоят в городских парках, на ней пузатый детина, спит и храпит, присвистывая носом, на полу еще двое, он четвертый. Значит, не поверили ни в какого капитана Бартека, теперь уже, наверно, никто не поверит, и сунули в каталажку с какой-то шпаной, возможно, мародерами, за барьером сидит человек в мундире, он тоже спит, опершись о стол, Бартек перемахнул через барьер, дежурный не проснулся. «Человече, тебя здесь прирежут», — подумал он, нажал на ручку двери, она была не заперта, в щель просочилась слабая полоска света, у человека были нашивки сержанта и бело-красный курсантский кант, лысина на макушке, как тонзура ксендза, наган на поясе. «Жаль, что нет бритвы», — подумал Бартек, достал перочинный нож, попробовал большим пальцем острие, взялся за кобуру, дежурный все спал. «Страж порядка, черт бы тебя побрал, где его учили так служить?» Несколько секунд, и ремень перерезан, наган спрятан за пазуху, Бартек проскользнул в приоткрытую дверь, невысокое крыльцо, улица, тихая, пустынная, шаги отдаются глухо, как в колодце…