и с жаром стал доказывать двум начальникам штабов, что приемлемость или неприемлемость американского ответа — вопрос несущественный, а главное состоит в том, что вооруженные силы утратили доверие императора, их Верховного главнокомандующего. Поэтому "необходимо представить императору план, позволяющий одержать победу, и попросить его пересмотреть принятое решение” Нас не победить, кричал он, если мы решительно рискнем жизнями двадцати миллионов японцев, сведенных в отряды камикадзэ. Поскольку даже начальники штабов никак не комментировали эти заявления, Ониси повернулся ко мне и потребовал: "А что думает министр иностранных дел?" Я ответил: "Если бы только у нас была хоть какая-то реальная надежда на победу, никому даже на мгновение не пришла бы в голову мысль о принятии Потсдамской декларации, но выигрыш одного сражения не выиграет нам войну”.
Покинув резиденцию, я на обратном пути зашел в МИД и просмотрел телеграммы наших посольств и записи зарубежных радиопередач, которые показывали все возраставшую серьезность наших бедствий. В автомобиле по дороге домой я размышлял о том, что даже если мы пойдем на жертву двадцати миллионов японцев, они станут легкой добычей вражеской техники и артиллерийского огня. Мы могли вынести все что угодно, если бы это обещало хоть какую-нибудь отдачу, но стрелы и бамбуковые копья, на которые уповали наши военные, не обещали ничего. Их невежество в отношении характера современной войны не укладывалось в моем сознании. В любом случае тянуть больше было нельзя, и, думал я, было совершенно необходимо, как и планировал премьер, уже утром принять окончательное решение.
14 августа я присутствовал в официальной резиденции премьера на чрезвычайном заседании Кабинета. Сразу по прибытии премьер отвел меня в сторону и сообщил о своем намерении немедленно провести в присутствии императора совместное заседание Кабинета с высшим командованием и решением императора раз и навсегда покончить с проблемой капитуляции. К тому же, добавил он, тема эта уже навязла в зубах, ничего нового сказать нельзя, и император в полной мере информирован о проблеме в целом. Поэтому премьер хотел, чтобы на совещании у императора были бы представлены лишь аргументы, идущие вразрез с моим мнением. “Отлично”, — сказал я, полностью с ним согласившись. Вскоре все члены Кабинета были вызваны во дворец (нас уведомили, что, поскольку вызов на аудиенцию был неожиданным, официальная форма одежды не обязательна, но министрам, которые в разгар лета были даже без галстуков, пришлось одолжить их у секретарей, что позволило соблюсти минимум требуемого в такие случаях приличия). Все мы — министры-члены Кабинета, начальники штабов и другие участники совещания у императора 9 августа, собрались в бомбоубежище.