Число запретов и предписаний обычно увеличивается в ходе войны, и что в общем естественно для каждой страны. Но в тоталитарных странах это приобретает чудовищные формы. Так, во время разбойничьего нападения Италии на Эфиопию, в обстановке националистического угара детям запрещалось петь иностранные песни и использовать в разговоре слова иностранного происхождения, книги можно было читать только на итальянском языке, покупать и носить только итальянские вещи.
Нельзя придавать теоретическим построениям и движению общественной мысли, прослеживаемой даже на протяжении веков, самодовлеющее, полностью независимое от живой жизни значение. Конечно, социальные и политические учения отражают действительность, но в то же время развиваются по своей логике и подчиняются собственным закономерностям, оказывая существенное, а порой огромное влияние на реальность, особенно когда они облачены в идеологические и, тем более, в догматические одежды. Тем не менее только знание и оценка названных учений (разумных, ошибочных или. лживых) самих по себе, их сопоставление между собой и критический анализ не дают возможности в полной мере понять движущие силы социального развития, сущность и природу данного общественного строя, его смысл и перспективы. Даже отдельные, но весьма важные особенности тоталитарных сообществ не могут быть удовлетворительно объяснены лишь на основе конкретных социальных или политических учений либо других идеологических схем без связи с конкретными условиями жизни людей.
Одной из главных черт черно-красно-коричневого тоталитаризма является табуизация практически всех сторон социальной жизни и магическое отношение к ней, что подтверждает гипотезу о порождении такого общества древним человеком. Видный современный философ К. Поппер, который самым внимательным образом исследовал формирование идеологической базы тоталитаризма, писал, что табу жестко регулирует все стороны жизни и господствует над ними. Табу не оставляет никаких лазеек. При такой форме жизни практически не существовало никаких проблем, и не было ничего даже отдаленно сходного с моральными проблемами. «Я не хочу сказать, что от члена племени никогда не требовались большой героизм и стойкость, чтобы действовать в соответствии с табу. Я имею в виду, что он редко попадал в положение, вынуждавшее его сомневаться, каким образом действовать. Правильный путь определен заранее, хотя, следуя по нему, и приходится преодолевать трудности. Он определен табу, магическими племенными институтами, которые никогда не становятся объектами критического рассмотрения… Табу, которые устанавливают некоторую форму групповой ответственности, могут быть признаны разве что предтечами того, что мы называем личной ответственностью, но они фундаментально отличаются от последней. Наш образ жизни все еще перегружен табу — пищевыми табу, табу вежливости и многими другими. И все же между нашими и племенными обществами есть существенные различия. В нашем образе жизни между законами государства, с одной стороны, и табу, которые мы привычно соблюдаем, — с другой, существует постоянно расширяющаяся область личных решений с их проблемами и ответственностью… Личные решения могут привести к изменению табу и даже политических законов, которые более уже не представляют собой табу»