Итак, две версии о происхождении евхаристии, которая, как предположено выше, на символическом уровне порождена людоедством. Какая из них наиболее верна или обе верны и не противоречат друг другу? Не предшествовал ли «простой» каннибализм евхаристии, т. е. антропофагия теофагии? Возможно, что в разных районах мира жизнь сама решала этот вопрос по-разному, но скорее всего первое предшествовало второму, но не наоборот, или они существовали одновременно, что наиболее вероятно.
Вернемся к каннибализму, который внешне напоминает мистический (ритуальный).
Каннибалистские действия Джумагалиева никак не могли быть продиктованы голодом либо стремлением утвердить себя в качестве сверхчеловека в своих собственных. Он прибегал к людоедству для того, чтобы, по его же словам, таким способом приобрести определенные и очень нужные ему качества, т. е. следовал в этом за своими давно ушедшими предками. Думается, однако, что не только это мотивировало поведение данного людоеда, а больше его бессознательное стремление полностью возвратиться в дикую древность. Вот почему он подолгу жил в пещерах, иными словами, практически вел то существование, которое было у первых людей на Земле. Сверхценное отношение к животным тоже можно расценить как попытку возвращения в животный мир, но на психологическом уровне. Есть основания предположить, что психическое заболевание (шизофрения) стала тем механизмом, который способствовал созданию необходимых предпосылок и условий для формирования и реализации всех названных тенденций. Но шизофрения — лишь медицинский диагноз, а не полное объяснение общественно опасного поведения.
Можно говорить о наличии различных степеней и форм каннибализма. Кирсанин, например, убив (в 1994 г.) чем-то обидевшего его И., сразу же после убийства стал, по показаниям свидетелей, пить его кровь из раны на шее. Когда посторонние разошлись, он черенком лопаты снял кожу с лица, головы, с полости рта и носоглотки. После задержания ни сразу, ни потом он не мог пояснить, зачем все это делал: «Делал все как будто во сне, что-то руководило мною, делал все машинально; сам не хотел, а руки делали, в голове потемнело. Потом я эту кожу закопал, где — не помню».
Его жизнь во многом напоминает жизнь Фирсова. Как и последний, он работал обвальщиком мяса на мясокомбинате, пристрастился к крови убитых животных, находил в этом удовольствие. После увольнения с мясокомбината стал убивать собак и пить их кровь. Пил и человеческую донорскую кровь.