Большаков рычал, выл и матерился, но вырваться не пытался. Максим дожал еще немного, и начальник охраны заорал уже в полный голос. Отлично, реакция имеется, и вот теперь можно спокойно поговорить.
– Я тебе сейчас руки переломаю, а потом башку сверну. Как ты водителю, – на ухо Большакову произнес Максим и добавил: – Он ведь стал случайным свидетелем, я правильно понял? Можешь просто кивнуть, орать не обязательно.
Большаков закивал так усердно, что врезался носом в плитку пола. Хрюкнул коротко и затих.
– Давай, не тяни. Сам говоришь, тут подлетное время пятнадцать минут, – поторопил Большакова Максим и дожал еще немного.
– Отпусти! – провыл Большаков. – Отпусти, я скажу! Падла, ты же мне зуб выбил! – Он сплюнул на пол, и на плитке пола осталось бурое пятно. Максим выполнять просьбу оппонента не торопился. Он выждал еще несколько секунд и только после этого ослабил захват.
– Старые грешки, я полагаю, всплыли в самый неподходящий момент? За двадцать лет их у тебя, видать, много накопилось. Или кто-то из тех, кого ты считал списанным, вернулся и напомнил о себе? – Большаков в ответ кивнул дважды.
– Да, так и было. Хозяин той фирмы тоже в тендере участвовать собирался, но я его отговорил. Его люди нашли меня сразу после Нового года и пригрозили обнародовать… кое-что, если я не выполню их требования, – выдавил из себя Большаков, – я пытался откупиться, но они заломили такую сумму…
– Так тебе денег не хватило, что ли? – удивился Максим, – или жаба задавила? Отговорил, значит… А требования – это девочка в обмен на что? Чего они хотели? – поторопил Большакова Максим.
– В обмен на отказ Сереги от подряда. Он должен был свернуть работы на котловане и передать их другой конторе. Условие было таким: я привожу к ним Настю, и они держат ее у себя до тех пор, пока Рыжиков не примет их условия. Затем девочка возвращается к отцу, – торопливо, отплевываясь и облизывая разбитые губы, проговорил Большаков.
– И привезти ее ты должен был лично? – В ответ очередной утвердительный кивок головой.
– Понятно, паскуда. А теперь давай, расскажи мне, что произошло в гаражах. Ведь что-то пошло не так, верно? – Максим перехватил кисть руки Большакова поудобнее, и начальник охраны взвизгнул, как школьница, увидевшая мышь.
– Черт его знает, я сам не понял. Антон отзвонился мне и сказал, что Настя сбежала. Я приказал ему обыскать площадь, сам прилетел минут через десять. Мы увидели ее, она металась по площади с телефоном и с кем-то разговаривала. Антон окрикнул ее, и Настя рванула прочь. Мы кинулись за ней через овраг, потом наверх, отстали и догнали ее только у гаражей. Она, видимо, снова заблудилась и кричала кому-то в телефон, как ей найти дорогу. Потом увидела нас и начала орать, чтобы мы от нее отстали, что она все про меня знает и все расскажет отцу. А я договорился, что привезу ее послезавтра, времени нет, она орет. Я ударил ее, несильно, но она упала и разбила себе нос. Да еще тут Антон этот вякать что-то стал, и Настя снова закричала, что ей про меня все известно. Мне пришлось прикончить их обоих – сначала водителя, потом девчонку. Я спрятал трупы, обчистил их и ушел мимо гаражей, остановился там, где кусты погуще и выкинул все в овраг. Только телефонов у Насти было почему-то два, один нормальный, ей его отец на день рождения подарил, а второй – дешевый, старый, я такого у нее раньше не видел. Потом сделал крюк, вернулся к своей машине и поехал сюда. Все! – Большаков попытался заорать, но получилось лишь сдавленное карканье.