Мэри начинает рыдать. Томалевич подносит ко рту рацию.
– Уэлч и Митчелл в шестнадцатый кабинет.
– Я не видела Роуз Голд целый месяц после рождения ребенка. – Мэри почти плачет. – Она сказала мне, что поехала рожать в Спрингфилд из-за возможных осложнений. Где она?
Вопли Мэри разбудили Адама. Он тоже начинает плакать.
– Малыш! – кричит она и тянется к нему, вращая покрасневшими глазами и захлебываясь соплями. Томалевич заслоняет собой Адама от нас обеих.
– Бедный, бедный малыш, – воет Мэри, сгибаясь пополам от всхлипов.
В комнату входят еще двое полицейских. Их взгляды тут же останавливаются на Мэри. Один офицер поворачивается к Томалевич за подтверждением. Она коротко кивает. Полицейский берет Мэри под руку и помогает ей выпрямиться.
– Идемте, мэм, – говорит он, подталкивая ее к выходу.
Даже через дверь я слышу вопли бывшей подруги.
– Приведи доктора Сукап или медсестру, чтобы забрали ребенка, – говорит Томалевич второму полицейскому.
Тот кивает и выходит. Через тридцать секунд Дженет – та самая медсестра – возникает в дверях кабинета. Томалевич кивает ей:
– Мы подозреваем, что ребенок был отравлен сиропом ипекакуаны. Не знаю, что именно тут нужно делать…
Дженет, не дослушав, уверенно отвечает:
– Мы о нем позаботимся.
Потом она подходит к кровати и берет Адама – Люка – на руки. У меня внутри все переворачивается. Дженет начинает что-то шептать малышу, пытаясь унять его усталый плач. Перехватив мальчика одной рукой, она открывает дверь и перед тем, как навсегда забрать у меня моего малыша, бросает на меня злобный взгляд, полный ненависти и отвращения. В следующую секунду Дженет исчезает, а с ней и Адам, то есть Люк.
Кабинет погружается в тишину. Я словно оцепенела. Вскоре снова появляются два других полицейских. Я, сразу же заметив наручники, завожу руки за спину.
– Я ни в чем не виновата, – говорю я. – Это правда!
Томалевич начинает зачитывать мои права, но я не слушаю. У обвиняемых нет прав. Презумпция невиновности, говорите? Вранье.
Томалевич продолжает:
– Мои коллеги проводят вас в участок. Я бы с удовольствием сделала это сама, но мне нужно позвонить в отделение полиции Фэрфилда. Думаю, мы сейчас обрадуем целый город.
Но ведь Роуз Голд навещала меня, будучи беременной. Сцеживала молоко. Она думала, что ее отец мертв и что его зовут Грант. А я так ни разу и не воспользовалась своей бутылочкой с ипекакуаной. Все это какая-то бессмыслица.
– Вы должны найти мою дочь, – говорю я. – У нее есть ответы на все ваши вопросы.
Томалевич снова бросает на меня пронзительный взгляд своих хищных глаз: