– А будет ли она, эта Германия? – с горечью спросил я. – Ведь вы, русские, уже почти разгромили наш Рейх и поставили его на колени… Пройдет совсем немного времени – и от немецких городов не останется и камня на камне, а от немецкого народа – ни мужчины, ни женщины, ни ребенка.
– И кто вам сказал такую ерунду, Эрвин? – с усмешкой спросила фрау Нина, – на территории России живет более двухсот народов, и мы можем гордиться, что на протяжении нескольких сотен лет существования нашего государства ни один из них не исчез с лица планеты. Существованию немецкой нации и Германии – как земли, населенной немцами – с нашей стороны ничего не угрожает. Опасность исходит со стороны вашего старого приятеля Гитлера, в предчувствии поражения уже готового утянуть за собой в могилу весь немецкий народ.
Сказав это, фрау Нина раскрыла свой портфель и стала доставать из него фотографии, раскладывая их передо мной на столе подобно пасьянсу.
– Смотрите, Эрвин, смотрите, внимательно… – сказала она, со значением взглянув на меня. – Это Австрия, где три дня назад наши войска начали наступление. Со славянами и прочими причисленными к недочеловекам народностями там плохо, поэтому эсесовские мясники начали резать во славу своего темного бога немецких женщин и детей – таких же добрых католиков, как вы, ваша жена, ваш сын и ваша дочь. Вы, может, и забыли об ее существовании, но в нашем ведомстве помнят все, да и Всевышний тоже не склонен спускать такие «шалости». Но, впрочем, сейчас это неважно. Вы смотрите, смотрите…
Все ниже наклоняясь над столом, я всматривался в эти фотографии – и от ужаса у меня на голове дыбом вставали редеющие волосы, а в горле нарастал ком, который мешал мне дышать. До этого слова «жертвоприношение», «сатанизм» и прочие были всего лишь словами. Никаких изображений прежде нам не показывали, а услышанное не производит такого впечатления, как увиденное…
Фрау Нина пристально наблюдала за мной все это время, и, конечно же, от ее взгляда не укрылось то, что происходило со мной. Я отчетливо чувствовал, как холодок омерзения растекается по моей коже; пульс мой участился и я машинально провел рукой по горлу. Казалось, мне хватает воздуха. Мне хотелось закрыть глаза и забыть все, что я увидел, но при этом я понимал, что забыть это будет невозможно уже никогда. Кошмарные фотографии, разложенные на столе, были подобны куче ядовитых змей – и я, как загипнотизированный, все не мог оторваться от них и продолжал вглядываться, отмечая мельчайшие детали чудовищных преступлений. Меня накрывало ощущение абсурда, но при этом разум беспощадно твердил, что все это самая настоящая реальность – реальность, к которой я тоже приложил руку, сам не ведая того. Я – чудовище, я преступник! Все это происходило с ведома и молчаливого согласия меня и таких как я… Передо мной вдруг встали образы жены и детей. Это их искаженные болью и ужасом лица смотрели на меня с этих фотографий! Это их кровь черной рекой текла на жертвенный алтарь! Они взывали ко мне, они молили о спасении! В ушах моих звучали их голоса – и эти вопли умирающих перекрывал гулкий нечеловеческий хохот…