Но вот истекли последние минуты тишины – и двадцать второго июня, ровно в четыре утра, вдоль линии фронта взревела советская артиллерия и заулюлюкали гвардейские минометы. Линия фронта тут еще с зимы была укреплена на совесть, и, чтобы средствами фронтовой и корпусной артиллерии, без привлечения артиллерии прорыва РВГК, привести ее в небоеспособное состояние, требовалось от четырех до шести часов артподготовки. Но через пятнадцать минут артиллерийский огонь стих. Вместо зубодробительного удара в челюсть получился звучный шлепок по мягкому месту. Но большего и не требовалось. Линию фронта в полосе нашего прорыва занимали не фраубатальоны и фолькшстурм, а части так называемого французского легиона, – при виде приближавшихся к их окопам штурмовых артсамоходов они сразу выбросили белые флаги, хорошо заметные в бинокль.
Эта армия, похоронив немногочисленных героев, сдалась немцам в сороковом году – и с таким же энтузиазмом перед лицом превосходящей силы французские солдаты сдавались советским бойцам. Это была не их война, тем более что по другую сторону фронта уже прекрасно было известно, что сдавшихся без сопротивления наши даже не считают пленными, передавая правительству товарища Мориса Тореза. Плохо может быть только тем, кто добровольно вызвался воевать с большевиками, то есть с нами. Союзничество с бошами французское правосознание не воспринимает совершенно, и расстреливать таких «добровольцев» будет не НКВД, а их собственная бывшая голлистская контрразведка, пошедшая на союз с СССР. С теми же, кто был мобилизован насильно, не случится ничего страшного, и уже через короткое время люди, вылезшие навстречу нашим штурмовикам с поднятыми руками, отправятся на родину – либо как солдаты новой французской армии, либо как комиссованные медкомиссией гражданские лица.
Со стороны Ломжи, откуда-то из-за леска, по этой идиллической картине ударил «ишак» – шестиствольный миномет. Эдакое гитлеровское недоРСЗО. Во-первых – в залпе всего шесть стволов, во-вторых – порох в реактивных снарядах дымный, так что даже после того как боекомплект уже выпущен, жирные жгуты дыма еще долго демаскируют огневую позицию. В последнее время фрицы из ваффен СС стали использовать ишаков для огневых засад: дадут залп, потом цепляют этот девайс к машине – и дёру. Но если штурмовики Ил-2, призванные обеспечивать наш вход в прорыв, уже висят в воздухе над передним краем, то от них никак не скроешься. Одна тройка нырнула за лесок – туда, откуда велся огонь, – и кого-то там отштурмовала из пушек и эресов. В ответ в небо встал клуб огня, перемешанного с жирным дымом, который явственно говорил, что парни попали в машину с боекомплектом и больше там никто никуда не идет. От залпа «ишака» досталось в основном сдающимся французам. Мины легли в самую гущу – так что убитых и раненых было немало. Бойцы штурмового батальона пострадали гораздо меньше, в том числе и потому, что при первых признаках обстрела они залегли, а французы, решившие, что война для них уже закончилась, не были настолько расторопны.