Манфред был молчалив. Он всегда-то был немногословен, мой мальчик, но я знала, как нежно он привязан к отцу. Он хотел походить на него, быть таким же умным и отважным… но все то, что происходило в последнее время, делало его все более замкнутым, и я никак не могла расшевелить его, поскольку и сама находилась в леденящих объятиях всеобщего кошмара. И вот теперь мой пятнадцатилетний сын, прижимаясь ко мне плечом, задумчиво смотрит на тьму за окном, и я отчетливо ощущаю, как и его тоже постепенно отпускают тревога и страх… Я украдкой смотрю на туманное отражение его еще совсем детского лица в оконном стекле – и нежность захлестывает меня так, что на глаза выступают слезы… Неужели все будет хорошо? О, это чувство пьянит, но нельзя давать ему волю прежде времени… И я, чуть шевеля губами, принимаюсь молиться – пожалуй, впервые за долгое время чувствуя, как долгожданная благодать Божья разливается в моем сердце теплой животворящей волной…
В кромешной тьме, чуть светя фарами через узкие щели, наши машины проехали через Ульм. На южном выезде из города пост фельджандармерии даже не пытался остановить принадлежащую храмовникам машину – и, миновав его, мы на полной скорости помчались на юг, в сторону швейцарской границы. Дорогой я пыталась разговорить майора Пита, желая понять, куда мы едем. Мне почему-то представлялось, что мой муж сумел бежать из русского плена (хотя непонятно, как такое могло случиться) и теперь скрывается где-нибудь в Швейцарии. Но командир моих спасителей был крайне немногословен. Он лишь повторял, что я все узнаю уже на месте от собственного мужа. Я подумала, что майор имеет какое-то отношение к тем немецким офицерам, поклонникам моего мужа, которые не приняли сердцем нового «арийского бога» и теперь ведут против Гитлера свою, отдельную от русских, войну. Опираясь, например, на содействие Святого Престола. Не зря же они направляются не к линии фронта, который от нас близок (что на запад, что на восток не более двухсот километров), а к границе Швейцарии. Я также пыталась предположить, под каким предлогом люди в форме храмовников будут переходить через пограничные посты, но мои соображения оказались напрасными, так как через пару часа быстрой езды машины свернули с шоссе и запылили по узким проселкам в предгорьях Альп.
Там, на небольшом лугу, нас ожидал окрашенный в черный цвет трехмоторный самолет со свастиками на крыльях и хвосте>[14]. Мой муж называл такие аэропланы «тетушками Ю». Видя зловещие знаки принадлежности к храмовникам ордена СС, к этой машине не рискнут подойти ни местные пейзане, ни даже представители власти. Нынче любой человек в Германии может тотчас оказаться на алтаре, если на него укажут слуги нового арийского бога, и поэтому все стараются держаться от них подальше. К моему удивлению, лететь предстояло только нам с Манфредом, а у тех немногословных людей, что спасли нам жизнь, в обреченном на гибель Рейхе еще оставались какие-то дела. Я буду молиться за них – так, как молилась за своего мужа, – чтобы они избежали всяческих опасностей и вернулись домой живыми…