– Несколько раз. Возле тюрем и больничных приютов. И на той дуэли на Архипелаге-У-Края-Света, когда ты настояла помирить соперников. Он стоял возле розового куста у стены замка и обрывал лепестки крупной черной ромашки. Я был почти уверен, что ты его тоже заметила.
– Нет, – покачала головой девушка. – Не увидела, слава Богу, и не скажу, что сильно жалею. Но знаешь, Нуми… Я просто не ожидала… что Смерть такой… Пока не видишь его и не очень долго о нем думаешь, как будто и не больно ужасный, а… просто странный. Тебе не кажется?
– Солнышко, сам Диск тоже странный Мир даже для своей вселенной. А тамошний Смерть… Понимаешь, все взрослые драконы лично знакомы с Ангелами Вечного покоя. Про того, с Диска, я слышал, что он очень добросовестно изучает людей. Старается их понять. Ни один другой воплощенный в образ его аналог, никто, кроме него, не перестал удивляться вещам, вроде бы миллионы раз виденным… Помнишь его саблю? Он использует ее для царей, героев и выпускников Невидимого Университета Чародейства и Магии – такова традиция, но он считает это знаком особого уважения…
Наташа слушала и рассеянно думала: «Неужели, даже Смерть способен чувствовать? Наверное, только когда захочет… и эмоции его просто невообразимы… Легче представить себе плачущий камень или простуженное солнце с насморком». Она невольно улыбнулась.
– Почему ты смеешься?
– Угадай!
Изредка забегали они к Насте, на часок, в гости, чтобы не обижать подругу невниманием, причем Наташа всегда умудрялась усадить Нуми в самый темный угол («Он что, упырь, твой Никитка, что ли? – выплеснулось как-то Диденкино раздраженное возмущение. – Прячешь постоянно хлопца! Не съем же я его и отбивать не подумаю».) и большую часть времени играть с девятиклассницей в четыре руки интерпретации популярных песен. Один раз застали там Марину Новикову. Нуми, как всегда, старался помалкивать, дабы не ляпнуть лишнего. Марина долго на него пялилась, пока Наташа и Настя исполняли свой «концерт», а в «антракте» огорошила дракона неожиданным вопросом о поэзии и любимом авторе. Ответ юноши ошеломил Маринку незнакомым именем и был подкреплен прочитанной на память короткой балладой. Последовало и явно ирландское произведение, и, не ухитрись Наташа улизнуть с Нуми под благовидным предлогом, петь бы дракону запомненные от матери кельтские былины.
Маринка, читавшая Есенина, Лермонтова, Солоухина, Цветаеву и Евтушенко, впоследствии так и не нашла нигде упоминания о поразившем ее барде. А после ретирады Наташи и Нуми она сказала:
– Никита этот… – и умолкла, силясь подобрать подходящие слова для выражения своих впечатлений. Что-то сильно ее смутило во внешности и обаянии Наташиного друга, что-то ускользало, и она после долгого и мучительного поиска закончила неопределенно: –…славный парень. Только… разве бывают такие, да еще из зареченских?