Вскоре я понял, что Собиратели и Охотники просто никак не могут заблудиться. Они всегда делали зарубки на деревьях, помечали путь камнями, так что вернуться обратно для них не составляло особого труда. Оставалось предположить самое худшее: кто-то, какой-то отнюдь не лишенный разума хищник истреблял мой народ. Маршрутов было так много, что понять, который из них вел добытчиков к засаде и гибели, казалось практически невозможным. Поэтому и посылать карательную дружину против неизвестных разбойников не имело смысла, это таило риск, особенно без должного вооружения.
Той же ночью, когда Королева заснула после долгих взаимных ласк, я, преодолевая сладкую истому, устроился у мерцающего очага и нацарапал на кусках коры несколько проектов холодного оружия, а также схему арбалета. Постепенно меня обхватило вдохновение, я увлекся и нарисовал варианты снаряжения для бойцов и рабочих – железные шлемы, легкие кольчуги, кое-что еще…
Утром я показал моей милой бересту с набросками. Королева лишь снисходительно пожала плечами. Я не обиделся, а пошел прямо к Умельцам.
Какое же разочарование постигло меня, когда обнаружилось, что Мастера не умеют читать чертежи! Пришлось поплевать на ладони и браться за дело самому, объясняя более доходчиво, чего я от них хочу. Я промаялся дотемна в мастерских, устав, как бесами загнанный. Умельцы медленно соображали, что к чему, не понимали толком конечную цель всей заварухи, но не смели ослушаться и не подчиниться своему Королю. Часто сквозь проемы-окошки к коридорам, связывающим все землянки и оборудованные пещеры, заглядывали любопытные подданные, своими скупыми улыбками – смеяться они не умели – выражая радость по поводу моего присутствия. При этом их глаза – глаза Королевы – теплели, а я, если успевал, трепал их по щекам или ласково ерошил им волосы – светло-каштановые, в меня пошли.
В конечном итоге, я добился своего. В моем прежнем мире за такие труды ордена полагаются. Но плодами моих усилий стали воплощенные Мастерами не какие-то побрякушки, а новая модель меча, образец секиры, предназначенной для плотницких работ, но годящейся и в качестве оружия, и наконец, моя гордость – арбалет.
Бил этот первый наш самострел неважно, в смысле меткости, но тем не менее, при испытаниях с пятнадцати шагов вогнал в корень дерева толстую стрелу так глубоко, что пришлось ее выдергивать не мне, а силачу-солдату, заглянувшему в мастерскую. В помещении собралась целая толпа, теснились и в проемах, удивленно глядя на мои действия. И я продемонстрировал публике возможности остальных новинок. Лезвием секиры нарубил колышки, потом обухом заколотил их в стены из трамбованного грунта и развесил на них нехитрые инструменты умельцев. При этом Мастера закивали, лица их просветлели. Затем я опробовал новый меч. Лезвие было заточено только с одной стороны, с другой торчали зубья, способные пробивать толстые панцири медведежуков. Меч получился весьма тяжелым, хотя имел не более двух локтей в длину. Я решил, что каждый рабочий будет носить его, выходя в фуражирные походы, а значит, должен научиться орудовать им, если не в бою, то в труде: расширение в верхней части клинка годилось под лопату, что я и показал глазеющим на меня рабочим, солдатам и Мастерам. Однако на их лицах читалось лишь недоумение. Я не успел огорчиться, ибо в тот самый миг в мастерскую явилась Королева.